Анна Керн. Муза А.С. Пушкина - [44]

Наслаждением души для них было, прежде всего, чтение. Всеми возможными способами супруги пытались пополнить свою домашнюю библиотеку и каждый вечер читали вслух (обычно это делал Александр Васильевич). Читали и европейских авторов – Диккенса и Теккерея, Бальзака, Жорж Санд, и соотечественников – Панаева и барона Брамбеуса (Сенковского), журналы «Современник», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения». Все письма супругов к родным и дневниковые записи того времени наполнены рассуждениями о книгах, с которыми они только что познакомились. Чтение наполняло их жизнь и придавало сил. Как и любовь.

«Какое высокое наслаждение, – писал Александр Васильевич, – после тяжких трудов, в самом жалком изнурении, упасть на роскошную грудь жены, утонуть в нежности ее ласки, жарких поцелуях и забыться чудным, спокойным сном. Улыбка высокого удовольствия и умиления… на устах спящего счастливца! И как радостно его пробуждение. Ласковый голос жены лепечет ему нежности: душистые губки ее смывают с глаз, отуманенных сном, ночные грезы и освещают их зарею своей милой улыбки!»

Другим неиссякаемым источником радости и смыслом жизни супругов был сын Саша. Он рос хилым и болезненным мальчиком, поддержание его здоровья влетало в копеечку, но родители никогда не жалели денег ни на его лечение, ни на образование, и сами всячески старались развивать сына, много занимались с ним и при первой же возможности вывозили куда-то, хоть к родственникам, чтобы «ознакомить его с лучшим миром, нежели тот, в котором он прозябает».

Разумеется, полностью идеальные отношения между супругами встречаются только в сказках и дамских романах, в жизни всегда бывает иначе. Не обошлось без конфликтов и у этой четы, во многом из-за Анны Петровны, которая чувствовала, что начинает стареть, становилась из-за этого капризной, ревнивой и подозрительной. Но, судя по всему, Александр Васильевич обладал на удивление легким и терпеливым характером.

«Она, моя голубушка, боится, чтобы я не разлюбил, не изменил ей. В начале нашей связи она этого же боялась. И опасения в течение девяти лет преследовали ее, как необходимый спутник счастья! Но моя любовь срослась со всем моим организмом и сделалась необходимым элементом моей жизни. Я извиняю ее ревнивые выходки, но в себе уверен, потому что знаю себя – моя любовь к ней неизменная, как свет солнца.

Я люблю ее, мою душечку! Люблю со всей нежностью, и нет сил в природе, которые бы могли разрушить мою горячую привязанность к ней! Все, что есть во мне, все принадлежит ей! Ее теплота насквозь проникает меня и производит во мне сладостные ощущения, каждый мой нерв всасывает ее… я счастлив от ее прикосновений, ее голос, мягкий и мелодический, голос чарует меня. Я весь любовь, весь счастие, и нет для меня радости за чертой моей семейной жизни. Боже, благослови нас, улучши наше состояние во всех отношениях!.. О, как жестоки внешние обстоятельства, нас окружающие! Они убивают нас!»

И однажды Небеса услышали его мольбы. Спустя 10 лет после приезда в Сосницы в жизни семьи произошло сразу два события, повлекших за собой перемены к лучшему. Во-первых, в декабре 1854 г. «навсегда успокоилась» Феодосия Петровна Полторацкая, «под мучительным игом» которой Анна Петровна и Александр Васильевич жили все эти годы. Теперь Марковы-Виноградские получили долгожданную возможность самостоятельно распоряжаться хоть и невеликими, но собственными деньгами и имуществом. А вскоре пришла и еще одна, по-настоящему радостная весть – Александр получил место в Петербурге.

«Город пышный, город бедный…»

Тем местом, которому так радовалась чета Марковых-Виноградских, была должность домашнего учителя в семье сотрудника Министерства иностранных дел князя С. А. Долгорукова[71], богатого и очень влиятельного человека, которого Александр Васильевич в своем дневнике охарактеризовал как «очень мрачного, злого и ограниченного аристократа». Столь же неприятной личностью была и княгиня, которая, по отзывам современников, ненавидела свою старшую дочь и «так ее била, что развила в ней болезнь, похожую на падучую». У этой «милейшей» четы было 10 детей: четыре сына и шесть дочерей разного возраста, на тот момент – от трех лет до 21 года. Жили Долгоруковы на углу Дворцовой набережной и Мошкова переулка. Возможно, в том же доме поселили и Александра Васильевича с семьей.

Теперь Анна Петровна получила возможность снова видеться с дочерью, ведь их более не разделяло расстояние более чем в 1000 километров. Тяжело переживая свой разрыв с М. Глинкой, Екатерина почти 10 лет ждала и надеялась, что их отношения все же восстановятся, но этого не произошло.

Екатерина долго не выходила замуж, хотя кандидаты на ее руку и сердце имелись. В их числе оказался и Сергей Львович Пушкин, овдовевший отец поэта, который вдруг влюбился в Катеньку в 1842 г., когда ему было уже за 70. Марков-Виноградский писал в своем дневнике, что тот «влюблен накануне смерти в дочь моей жены и хотел на ней жениться. Он в припадке слюнявой нежности к ней ел тихонько кожицу от клюквы, которую она выплевывала на блюдечко». По одним сведениям, Екатерина отказала ему, как и всем прочим, по другим, «кажется, была не против», и сватовство не состоялось из-за вмешательства Натальи Николаевны Пушкиной, которая не пожелала видеть Катрин Керн своей свекровью.