Анна Керн. Муза А.С. Пушкина - [32]

Александр Васильевич Никитенко.

В дальнейшем Никитенко сделал успешную карьеру. Он преподавал в университете, получил степень доктора философии и 25 лет состоял в Петербургской Академии наук. Всю жизнь Никитенко занимался научной деятельностью, публиковал общественно-политические статьи, был редактором нескольких влиятельных изданий, а после цензором – «умеренным прогрессистом», как он сам о себе говорил. Некоторые исследователи считают, что в цензорских гонениях на Пушкина, которые происходили в 1830-е гг., не обошлось без участия Никитенко. Тот действительно недолюбливал поэта, и многие считают, что причиной тому стала Анна Керн.

«…мне пришлось сидеть около нее за ужином. Разговор наш начался с незначительных фраз, но быстро перешел в интимный, задушевный тон. Часа два времени пролетели как один миг. …Я и после именинного вечера уже не раз встречался с ней. Она всякий раз все больше и больше привлекает меня не только красотой и прелестью обращения, но еще и лестным вниманием, какое мне оказывает.

Сегодня я целый вечер провел с ней…

Мы говорили о литературе, о чувствах, о жизни, о свете. Мы на несколько минут остались одни, и она просила меня посещать ее.

«Я не могу оставаться в неопределенных отношениях с людьми, с которыми сталкивает меня судьба, – сказала она при этом. – Я или совершенно холодна к ним, или привязываюсь к ним всеми силами сердца и на всю жизнь».

Значение этих слов еще усиливалось тоном, каким они были произнесены, и взглядом, который их сопровождал. Я вернулся к себе в комнату отуманенный и как бы в состоянии легкого опьянения».

Литературные произведения и критические статьи Никитенко не имели такого успеха, как общественно-политические труды. Тем не менее внимание исследователей привлекает его дневник, который Никитенко вел большую часть жизни, почти полвека. В этом дневнике, изданном уже после смерти автора под названием «Моя повесть о самом себе и чему свидетель в жизни был», содержится масса интересной информации о событиях тех лет и людях, с которыми встречался Никитенко на своем жизненном пути.

В 1827 г. Никитенко арендовал квартиру в том же доме, что и Керн (на набережной Фонтанки). Он познакомился с Анной Петровной, влюбился в нее и подробно описывал в дневнике всю историю их отношений, судя по всему, для него чрезвычайно важных и серьезных. Не встречая взаимности в том виде, в котором ожидал, Никитенко страдал и злился на Анну. Она же относилась к общению с ним легко, просто как к приятному времяпровождению, очередному поводу еще раз использовать «весь арсенал своего очаровательного кокетства».

Попасть в категорию людей, к которым Анна Петровна привязывалась на всю жизнь, Никитенко не удалось. Студенту хотелось встретить в своей избраннице поддержку и восхищение им, его талантом, и он показал Керн наброски своего романа. Анна Петровна их раскритиковала, написав автору: «Я нахожу, что ваш герой – не влюблен! – что он много умствует и что после холодного, продолжительного рассуждения как бы не у места несколько страстных и пламенных выражений… глубокое чувство не многоречиво… Вы желаете сделать впечатление на чувства и чтоб изображаемые вами были найдены естественны и сильны? – заставьте любить вашего героя, – он не любит, он холоден, как лед! Поверьте, что я не ошибаюсь, и чтение, и опытность позволяют мне судить о сей статье».

«Женщина эта очень тщеславна и своенравна. Первое есть плод лести, которую, она сама признавалась, беспрестанно расточали ее красоте, ее чему-то божественному, чему-то неизъяснимо в ней прекрасному, – а второе есть плод первого, соединенного с небрежным воспитанием и беспорядочным чтением».

Автор не принял критики и обиделся: «Она смотрит на все исключительно с точки зрения своего собственного положения, и потому сомневаюсь, чтобы ей понравилось что-нибудь, в чем она не видит самое себя». Когда Анна взамен прислала ему «часть записок своей жизни», Никитенко решил, что это сделано, «чтобы я принял их за сюжет романа, который она меня подстрекает продолжать. В этих записках она придает себе характер, который, мне кажется, составила из всего, что почерпнуло ее воображение из читанного ею». По его мнению, Анна «настоятельно выражала желание, чтобы я непременно воспользовался в своем произведении чертами ее характера и жизни, упреки за неисполнение этого показывают, что она гневается просто за то, что я работаю не по ее заказу.

Она хотела сделать меня своим историографом и чтобы историограф сей был бы панегиристом. Для этого она привлекала меня к себе и поддерживала во мне энтузиазм к своей особе. А потом, когда выжала бы из лимона весь сок, корку его выбросила бы за окошко, – и тем все кончилось бы. Это не подозрения мои только и догадки, а прямой вывод из весьма недвусмысленных последних писем ее».

Возможно, эти и остальные дневниковые записи Никитенко и не стоили бы такого пристального внимания исследователей, если б не одна важная деталь – они были созданы именно в тот период, когда в жизни Анны Керн вновь появился Пушкин.

«Он никого не любил, кроме няни и сестры…»

8 сентября 1826 г. император Николай I освободил Пушкина от ссылки. Это произошло в Москве, куда Пушкина по высочайшему указанию привезли из Михайловского, и стало приятнейшим известием для многих. Самыми первыми откликнулись на него две Анны – Вульф и Керн. 11 сентября Анна Николаевна написала поэту в Москву письмо, в котором, помимо всего прочего, говорилось: «Анет Керн принимает живейшее участие в вашей судьбе. Мы говорим только о вас; она одна понимает меня, и только с ней я плачу».