Анна Иоанновна - [170]
Будущее династии казалось определённым, и можно было вернуться к повседневным делам. 14 августа императрица назначала управителей дворцовыми волостями из числа отставных офицеров; 15-го пожаловала горнопромышленника Акинфия Демидова в статские советники; 16-го разрешила выдать жалованье московскому губернатору Б.Г. Юсупову, 18-го с подачи Бирона сделала кабинет-министром амбициозного Алексея Петровича Бестужева-Рюмина в качестве очередного противовеса Остерману — свято место пусто не бывает. 25-го числа она повелела губернаторам и воеводам по месту службы «ни с кого и никаких векселей не брать» во избежание «взятков» и подтвердила жалованную грамоту царя Михаила Фёдоровича потомкам Ивана Сусанина — 27 зажиточных «беломестцев» из деревни Коробово Костромского уезда освобождались от всяких податей и повинностей в память славного подвига их предка. В сентябре Анна Иоанновна размышляла о назначении нового сибирского губернатора, президентов Вотчинной и Юстиц-коллегий, начальников Канцелярии конфискации, Судного и Сыскного приказов. Третьего октября она подписала ряд докладов генерал-прокурора, назначила Ивана Мелиссино асессором Юстиц-коллегии и отправила в отставку с чином полковника московского губернского прокурора Ивана Камынина. Это был её последний рабочий день.
В воскресенье 5 октября 1740 года за обедом императрице стало дурно. Её сгубили камни в почках, вызвавшие воспаление и некроз. Кабинет-министры Черкасский и Бестужев-Рюмин после разговора с Бироном отправились к Остерману; «душа» Кабинета порекомендовал в первую очередь издать распоряжение о наследнике престола. Тем же вечером Анна Иоанновна подписала продиктованный Остерманом манифест:
«Назначиваем и определяем после нас в законные наследники нашего всероссийского императорского престола и империи нашего любезнейшего внука благоверного принца Иоанна, рождённого от родной нашей племянницы её высочества благоверной государыни принцессы Анны в супружестве с светлейшим принцом Антоном Улрихом герцогом Брауншвейг-Люнебургским, которому нашему любезному внуку мы титул великого князя всея России всемилостивейше от сего времени пожаловали. А ежели Божеским соизволением оный любезный наш внук благоверный великий князь Иоанн прежде возраста своего и не оставя по себе законно рождённых наследников преставится, то в таком случае определяем и назначиваем в наследники первого по нём принца брата его, от вышеозначенной нашей любезнейшей племянницы её высочества благоверной государыни принцессы Анны и от светлейшего принца Антона Улриха герцога Брауншвейг-Люнебургского раждаемого, а в случае и его преставления других законных из того же супружества раждаемых принцов всегда первого таким порядком, как выше сего установлено»>{687}.
Казалось, что восстанавливается традиционный переход престола от «природной» государыни-бабки к законному внуку. Но в том же манифесте упоминался уничтоживший эту традицию петровский указ о престолонаследии 1722 года; это означало, что в важнейшем для монархии деле возможны неожиданные перемены. К тому же младенец управлять страной не мог, но о регентстве в документе не упоминалось. Уклонился от обсуждения вопроса и Остерман; Анну Леопольдовну он рассматривал лишь как родительницу законных принцев-наследников, но и о Бироне не сказал ни слова, предпочитая образование регентского совета. Эта идея герцогу определённо не понравилась. «Какой тут совет! — заявил он вернувшемуся от вице-канцлера Рейнгольду Левенвольде. — Сколько голов, сколько разных мыслей будет»>{688}.
Саксонский дипломат отмечал: «…в манере герцога было так управлять делами, которых он более всего желал, что их ему в конце концов преподносили, и казалось, что всё происходит само по себе». В составленной уже в ссылке записке «Об обстоятельствах, приготовивших опалу Э.И. Бирона, герцога Курляндского» сам бывший правитель утверждал, что в тот же день «нашёл у себя множество особ», в том числе фельдмаршала Миниха: «От него я узнал, что присутствующее у меня собрание — ревностные патриоты, которые, рассуждая по совести, кому бы приличнее было вручить правление на время малолетства императора в случае, если Господь воззовёт к себе государыню, — после многих размышлений и единственно в видах государственной пользы нашли способнейшим к управлению Россией меня». Герцог, ссылаясь на «истощение сил» и домашние заботы, отказывался, чем глубоко опечалил собеседников. Однако они не сдались и через два дня, предводительствуемые Остерманом, явились в опочивальню больной государыни с просьбой назначить Бирона регентом и с заготовленным проектом указа.
Если верить Бирону, Анна Иоанновна несколько раз была готова пойти навстречу министрам, но он, «несмотря на продолжительные настояния её величества, отклонял её от такого исполнения». Тогда неугомонные просители «пригласили в собрание все чиновные лица до капитан-поручиков гвардии» (около 190 человек) и подали императрице прошение «в выражениях самых патетических». Сам Бирон, понятное дело, об этом ничего не знал и сутки спустя был застигнут врасплох утверждением акта о своём назначении, тогда как Анна Леопольдовна якобы капризничала, заявляла о своей болезни и тем обидела лежавшую на смертном одре тётку. В то же время герцог говорил принцессе Анне, что не огорчён утратой власти в России, поскольку у него остаётся «прекрасное герцогство», а принц Антон Ульрих был убеждён, что именно его супруга примет «главное участие в правлении»
