Анна, Ханна и Юханна - [9]

Ханна Родилась в 1871-м, умерла в 1964 году

У матери Ханны детишки родились двумя выводками. Четверо первых умерли от недоедания в голод, который случился в конце шестидесятых. Сама Майя-Лиза была настолько смела, что решила родить еще детей.

Смелость была вознаграждена. Весна семидесятого года выдалась ясная, с дождями. Вода напитала иссохшую землю, и она родила хлеб. Об изобилии, конечно, не было и речи, но в погребах до осени были капуста и картофель, а коровам в лугах хватило травы на то, чтобы дать молоко.

И Майя-Лиза забеременела.

Спохватившись, она прокляла свой злой рок, но Август, ее муж, сказал, что она, наоборот, должна быть благодарна судьбе. Им-то не пришлось бежать на скрипучих телегах из Даля, как многим-многим другим мелким крестьянам.

* * *

В новом выводке Ханна родилась старшей, за ней последовали еще одна девочка и трое мальчиков. Из всего этого мать извлекла урок — она не привязывалась к новым детям, как к дурным плодам и плохому поветрию.

Об этом Ханна узнала позже. В церкви.

В тяжелые времена в их церковь пришел молодой пастор с добрыми теплыми глазами. Этот пастор жил, следуя заветам Христа. Он делил свой хлеб со стариками, приходя в дома, он никогда не забывал принести с собой молока для детей, невзирая на то что еды не хватало и в его собственном огороде. Днями он хоронил детей и стариков и писал церковные благословения всем, кто бежал на Запад — в Норвегию и Америку. Ночами возносил молитвы за всех несчастных.

Молитвы не оказывали видимого действия, и пастор все чаще стал заменять их брошюрами, которые присылал ему брат, работавший врачом в Карлстаде. Это было полезное дополнение к его проповедям, в которых он твердил о важности чистоты. Чахотка происходит от грязи, а рахит от темноты, говорил он с амвона. Все дети должны видеть дневной свет. Они умирают не от мороза, а от темноты и грязи, гремел он. Всем детям надо давать молоко.

Эту весть паства встречала поначалу презрительным фырканьем, такие уж были времена. Но постепенно матери стали внимать пастору со страхом, и Майя-Лиза тоже слушала и воспринимала его слова со всей серьезностью.

Сколько было шума и ругани дома, прежде чем она смогла убедить мужа не плевать на половики. Но она была непреклонна, ибо поняла, что пастор прав. Новые дети росли крепкими и здоровыми.

Но вскоре пастор с добрыми глазами уехал, и его сменил другой, неумеренно любивший водку. Со священниками была просто беда, каждый следующий в этих местах был после трудных лет хуже предыдущего. Страх крепко засел в душах, радости было мало, а зависти много. Долго витала она между домами, над полями и лугами, над покинутыми дворами и усадьбами. Зимой о ней напоминали нищие, бредущие мимо домов.

Когда Ханне сравнялось десять лет, к ним в Бротен приехал новый пастор и принялся обходить дома. Он говорил, что они должны благодарить Бога за то, что живут в таком красивом месте. Ханна с удивлением выглянула в окно на озеро и высокие горы. Она так и не поняла, о чем он говорил, этот пастор. Еще меньше поняла она его слова о том, что Бог заботится о своих чадах и любит их. Бог помогал только тем, кто имел крепкую хватку и умел отбирать себе все, до последней крошки.

В двенадцать лет Ханна пошла в прислуги к богатым людям, живущим в устье реки. Там же она ходила и в школу, так как ей надо было уметь считать и писать. Отец сказал, что этого девочке будет довольно.

В Люккане, как называлась усадьба, владычествовала Ловиса, скаредная жадина, известная своим чванством и высокомерием. Усадьба считалась богатой в этом нищем краю, где на всю округу был лишь один жалкий заводик. Ловиса была несчастлива с детьми, две ее дочери умерли в младенчестве, один сын усох и умер от английской болезни — рахита. Остался младший сын, красивый мальчик, которым Ловиса могла гордиться. Он был не похож на обычных мальчишек даже внешне — был темноволосым и черноглазым.

Злые языки поговаривали, что незадолго до его рождения поблизости кочевал цыганский табор. Но рассудительные люди помнили, что дедом Ловисы по отцовской линии был испанец, матрос, который доплыл до берега в Орусте после кораблекрушения.

Хозяева усадьбы были родней, владелец Иоэль Эрикссон приходился братом матери Ханны. Дед до сих пор жил во Фрамгордене, а другие участки поделил между детьми. Иоэль, сын, получил Люккан. Майя-Лиза и ее муж — Бротен, участок там был меньше и земля хуже.

Словно в награду за эту несправедливость Майя-Лиза вышла замуж за доброго и работящего парня, Августа Ольссона, родившегося и выросшего в Норвегии. Между тем Иоэль случайно встретился с угрюмой Ловисой из Бохюслена.

Ловиса была набожна и благочестива. Подобно многим женщинам такого сорта, она находила какую-то странную радость в том, чтобы держать мужа в ежовых рукавицах, воспитывать его в духе Господа, изводить придирками и замечаниями и каждодневно убеждать в том, что лучше быть в плохом настроении, чем мучиться от нечистой совести.

У Ханны началась череда долгих дней, заполненных тяжелой работой и постоянной руганью. Ханна не жаловалась, дед и его жена и не думали ее жалеть, а Ловиса вообще относилась к ней как к животному. Кормили ее, правда, хорошо, а один день в месяце она была просто счастлива — когда ее отпускали домой к родителям с мешком муки.