Анна, Ханна и Юханна - [51]

Юханна была красива, но отличалась такой же настороженностью. Анна, когда была еще ребенком, снимала фильмы любительской узкопленочной камерой, но никак не могла снять маму, потому что та всегда убегала во время съемки или закрывала ладонями лицо, когда Анна направляла на нее объектив.

Юханна тогда сказала своей тощей, голенастой и неуверенной в себе дочери-подростку:

— Право, ты такая хорошенькая, мой дружочек, но, впрочем, не имеет никакого значения то, как человек выглядит.

Расщепление смысла, раздвоение отношения.

Когда Анна была маленькой, она слышала, как родственники то и дело рассуждали, кто из детей на кого похож. Относительно самой Анны никаких разногласий не возникало — все видели, что она как две капли воды похожа на свою бабушку, мать отца. Анна ненавидела бабку, морщинистую старуху с резкими чертами лица и водянисто-голубыми глазами. Во всем ее облике было что-то мрачное и величественное.

Юханна боялась свекровь.

Все говорили, что в молодости бабушка была писаной красавицей. Анна не верила этому до смерти старухи, пока не увидела ее фотографии, сделанные в молодости. Анна сама убедилась, что родственники были правы, что бабушка действительно была красивой и она, Анна, очень на нее похожа.

Но было уже поздно, образ некрасивой, уродливой девочки прочно запечатлелся в сознании Анны.

Понятно, что Рикард Хорд со своей бурной влюбленностью заставил ее, да, именно заставил думать о себе как о бурной реке. Это было чудо, он словно прикоснулся к ней волшебной палочкой.

Или подействовал его буйный разбойничий посвист?

На лето она уезжала из Лунда, где много и тяжело работала все остальное время. Она зарабатывала здесь деньги, но город ей никогда не нравился. Летом она работала корректором в одной из газет родного города.

Она закрывает глаза и видит уютные захламленные помещения, слышит жужжание принтеров, ощущает запах бумаги, пыли, типографской краски и табачного дыма. Он появился у двери ее маленького кабинета в первый же день — молодой, безумно неуклюжий и безумно красивый репортер. Посмотрел на нее, свистнул, как уличный мальчишка, потом взял себя в руки и спросил:

— Ты женщина или мечта?

— Скорее второе, — ответила она и рассмеялась.

Как он выглядел? Удлиненное, угловатое, смуглое, чувственное и подвижное лицо, живые серые глаза. Анна ищет фотографию дяди Рагнара. Да, наверное, они похожи. Во всяком случае, улыбкой. Анна вспоминает, что Астрид всегда называла Рагнара «божье дитя». Кто знает, может быть, на земле до сих пор рождаются боги, боги, исполненные тепла и жизни, легкомыслия и очарования. Вероломные и чувственные, как сам Пан.

Как бы то ни было, он влюбился в нее, этот юный бог из заштатной провинциальной редакции. Само собой понятно, что она была польщена и скоро сдалась, благодарная американцу за то, чему он научил ее в постели. Все шло быстро, очень быстро. Как-то ненароком Рикард появился в кухне Юханны, расточая тепло, смех и невероятные россказни.

Когда в тот первый вечер он распрощался и ушел, папа сказал, что это настоящий парень. Мама молча кивала, склонившись над тазом с грязной посудой. Анна поняла: она нашла то, что нужно.

Юханна никогда не меняла своего мнения. Анне же потребовался всего месяц, чтобы начать сомневаться.

— Мама, судя по всему, он просто бабник.

В трубке повисла тишина, а потом Юханна сказала:

— Это было бы очень неприятно, Анна, но я не думаю, что тебе удастся ускользнуть.

Вот теперь она сидит в своем кабинете в Стокгольме, предается воспоминаниям, перебирает заметки и чувствует себя навеки проклятой. «Ты должна была сказать мне, чтобы я бежала куда глаза глядят, прочь, прочь от этого человека». Она рассмеялась. И вдруг ее озарило — до изумления! Она подумала именно то, что сказала бы Ханна:

— Девочка, это судьба.

Потом она долго думала о тете Лизе, жене Рагнара, которая нашла в нем свою судьбу и была за это благодарна. Она была одной из первых самостоятельных женщин — имела магазин и собственный доход.

Но какой же усталый вид был у нее всегда.

Воспоминание о собственной бабушке заставило ее подумать о бабушке Рикарда, нежной, хрупкой старушке, светлой и прозрачной. Анна видела ее один-единствен ный раз, в доме престарелых, где та жила в ожидании смерти. В дом престарелых она ушла по собственной воле.

Анне она сказала:

— Надеюсь, ты мягкая и покладистая. Жесткие женщины делают из своих сыновей чудовищ.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, это врожденное. Ты же его мать. И чтобы выжить, мальчик должен стать кремнем. Но ты же и сама знаешь, что кремень твердый, но одновременно и хрупкий.

Потом она уснула, незаметно и стремительно, как обычно засыпают старики. Через две недели она умерла.

«Странно, что я забыла и ее, и ее слова. А ведь я действительно все забыла, потому что до конца проявляла твердость».

— Ты каменная, и поэтому у тебя всегда все в порядке, — сказал он ей однажды во время очередной ссоры.

Тогда она не нашлась что ответить. Лишь крикнула:

— А ты лжец!

Четыре часа. Маму купают и укладывают спать.

«Господи, мама, как же я перед тобой виновата.

Вспоминаются старые простыни с вышитыми в углу витиеватыми заглавными буквами «А. Х.» или сшитые тобой полотенца. Ты так радовалась, говоря, что тебе удалось найти такую потрясающую махровую ткань. И это действительно было так. Ни одно полотенце в доме не вытирало так сухо и ни одно не было таким красивым.