Анна Болейн. Страсть короля - [157]

Леди Мария снова заболела. Генрих застал Анну в ее кабинете за написанием писем.

– Доктора опасаются за ее жизнь, – с убитым видом сказал он. – Шапуи умоляет, чтобы ее отправили лечиться к матери, но я не смею позволить. Что, если Мария сбежит за границу? Это ей легко удастся, если она будет с Екатериной. Император придет ей на помощь и припрет меня к стенке. – Генрих сел и обхватил голову руками. – Если бы Екатерина решилась встать на защиту Марии, то могла бы развязать против меня такую же ожесточенную войну, как те, что вела в Испании ее мать Изабелла.

– Обе они бунтарки и изменницы, заслуживающие смерти, – заявила Анна, – и, пока живы, всегда будут доставлять вам проблемы.

– Если вы подарите мне сына, они ничего не смогут сделать! – выкрикнул король.

– Небесам известно, я старалась, – бросила она в ответ. – Я каждый день молюсь о сыне, но, боюсь, это напрасный труд. Позавчера я видела сон, в котором Господь открыл мне, что мне не зачать ребенка, пока живы Екатерина и Мария.

Генрих взглянул на нее с неприязнью:

– Иногда я задумываюсь, действительно ли Господь одобряет этот брак. Вы должны исполнять свой долг, мадам, а не выдумывать оправдания.

И, не сказав больше ни слова, вышел.

Анна чувствовала себя как никогда несчастной и затравленной. Не помогали и рассказы отца об участи ее клеветников. Женщину заключили в тюрьму за то, что та называла Анну шлюхой и проституткой, священника – за слова, что от Анны воняет хуже, чем от совокупляющейся свиньи. Еще отвратительнее было заявление представшего перед Тайным советом монаха, который говорил, что юный Генри Кэри – сын сестры Анны от короля. К счастью, мальчик, находившийся после отъезда Марии и Уильяма Стаффорда в Кале под опекой Анны, жил с бабушкой в Хивере и не ведал ни о каких слухах.

Однако преступление всех этих мелких людишек состояло в мятежных разговорах. Гораздо больше беспокойства вызывало открытое неповиновение влиятельных людей. Что бы ни говорил Генрих Анне наедине, на публике он не хотел терять лица. Все должны были признать, что его решение оставить Екатерину и жениться на Анне было правильным, что Елизавета – его законная наследница, а он – высший глава Церкви Англии. Когда дело касалось тех, кто уклоняется от клятвы верности, король становился жестоким.

В мае в Тайберне были казнены настоятель картезианского монастыря в Лондоне, два приора-картезианца и брат из обители Сион – их повесили, тела выпотрошили и четвертовали. Норрис присутствовал на казни и после передал Анне, что монахи вовсе не выглядели напуганными и шли на смерть с радостью. Он опустил в своем рассказе мрачные подробности, и она с трудом могла представить себе, каково это – быть привязанным к волокуше и протащенным по улицам города, повешенным до полуудушения, а потом претерпеть ужасы кастрации, потрошения и обезглавливания. По крайней мере, когда тела казненных разрубали на четыре части, чтобы выставить на обозрение публики, несчастные уже ничего не чувствовали.

– Как реагировали люди? – спросила Анна.

Норрис поморщился.

– Они обвиняли меня, – прошептала Анна.

Кивок Норриса был едва заметен, а его глаза полны сочувствия. Анна отвернулась. Она не смела думать о том, как много значил для нее Норрис. Если бы подумала, могла сломаться.

На той же неделе Генрих снова предложил Фишеру и Мору произнести клятву верности, и оба в очередной раз отказались.

– Они изменники и заслуживают смерти, – твердила Генриху Анна, отчаянно желавшая, чтобы эти двое умолкли навеки.

– Их подвергнут допросу, – с мрачным видом обещал король. – Закон будет исполнен.

– Никто не должен подвергать сомнению права нашего сына.

– Нашего сына?

– Сир, я жду ребенка! – триумфально сообщила Анна.

Она еще была не до конца в этом уверена, но так хотела вернуть себе любовь и уважение короля, что не могла сдержаться.

Генрих взял ее руку и поцеловал:

– Я благодарю Господа. Вы должны заботиться о себе, Анна. Мы должны сделать все, чтобы не потерять этого ребенка.

Конечно, Анна ждала несколько иной реакции, но все же усматривала в ней начало новых отношений.

Удача снова на ее стороне, убеждала себя Анна и с нетерпением ожидала возвращения Джорджа из нового посольства во Францию в надежде, что брату удалось склонить короля к согласию на брак Елизаветы с герцогом Ангулемским. Однако хватило одного взгляда на его лицо по возвращении в Гринвич, чтобы догадаться о неудаче посольства.

– Как смеет Франциск столь пренебрежительно относиться ко мне! – кипела от возмущения Анна.

Разочарование не должно омрачить ее радость, ведь скоро родится сын! Анна устраивала пиры, спортивные состязания и танцы. Настроение ее улучшилось, а вместе с ней немного развеялся и Генрих. Наметились признаки изменений, о которых молилась Анна. Пока она танцевала и веселилась, десять монахов-картезианцев, отказавшихся признавать главенство короля над Церковью, по приказу Генриха были прикованы цепями к столбам в стоячем положении и оставлены умирать от голода.

Пусть это послужит назиданием ее врагам. Жаль, что Генрих не велел приковать так же Фишера и Мора, чтобы те тоже отправились в мир иной. Но она еще своего добьется. Анна устроила пышный банкет для Генриха в подаренном ей роскошном доме в Хэнворте, в двенадцати милях от Лондона. Любимое королем легкое и сладкое анжуйское вино лилось рекой, и вскоре виновник торжества был пьян, обнимал Анну, горячо целовал и на глазах у всех поглаживал ее живот.