Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться - [8]
Александр Городницкий и Анатолий Найман поют песню Глеба Горбовского «Он вез директора из треста»
Дело в том, что отсчет значимости, проникновенности, уровня, искусства этой самой авторской песни, самого понятия ее, сегодня идет от нескольких фигур, две из которых здесь присутствуют. Когда заходит разговор о песне, главные… ну, не главные, это слово тут неуместно, но первые имена, которые мы перечисляем, – это Окуджава, Высоцкий, Галич. То есть московских корней. Я же настаиваю на том, что песня настоящая, в первичном ее значении, не на эстрадное исполнение рассчитанная, и не на признание, и не на любовь поклонников, а вместе с тем совершенно замечательная – она как раз ленинградская. То есть и ленинградская. Песню «Когда качаются фонарики ночные», классику авторской и одновременно безымянной песни, ее сочинил Глеб Горбовский. И даже был за это раз или два бит, потому что, когда он объявлял, что это он – автор, его слова и его немудреные аккорды, ему грубо возражали, непримиримо, мол, мы знаем, автор – народ. Что-то такое. Эту песню нельзя сказать, что я исполнял, я вообще не умею петь, но эту песню я тем не менее, как-то Ахматовой, ну что ли… другого слова не знаю, – «пропел». А поскольку эта песня невероятно свободная, нестеснительная и поскольку все ее тогда пели, текст был канонический, то единственно, какую я позволил себе в ней замену – непонятно почему, сейчас так бы не случилось, но тогда мне померещилось, что будет лучше, если я спою… и, между прочим, в чем-то песня из-за этого проиграла, зато в другом выиграла… там есть такой куплет «Мне девка ноги целовала, как шальная / Одна вдова со мной пропила отчий дом, / И мой нахальный смех всегда имел успех / Ах, моя юность пролетела кувырком». Так вот почему-то вместо «мне девка ноги целовала», я спел «мне дева ноги целовала, как шальная». Мне казалось, что это больше отвечает стилистике нашего тогдашнего разговора с Ахматовой. Кроме того, я ее познакомил с песней «Он вез директора из треста». Которую, если бы мне Городницкий как-то помог, мы бы ее исполнили, потому что она классная…»
Александр Городницкий: Давай (поднимается на эстраду). Я: Давай, да?
(Аплодисменты.)
Я: Эта песня пользовалась успехом у всех аудиторий, включая и Анну Ахматову конкретно.
А кроме того, когда я вернулся после одной поездки в деревню, куда был сослан Бродский, я привез тоже оттуда его песню. Спел, как умел. Песню «Лили Марлен», которую считаю превосходной. Позднее он приписал еще два куплета, но это было уже не то, другая история. В те времена денег у нас совсем не было, поэтому любое обещание воспринималось как почти гонорар. А ему сказали, кто-то из Александринки, что, если он напишет текст полномерный, то песню возьмут для какого-то спектакля и заплатят. Надо бы, понимаете, что-то прибавить. Он прибавил два куплета, они не украсили песню. И им к тому же не подошло. Куплеты неплохие, но песню не украсили.
Такая же, но с другим окончанием была история, когда упоминавшемуся Горбовскому заказали писать стихи рекламные для Аэрофлота. Ну представьте себе, там, начало 60-х годов, и он написал. Ему сказали: «Да, это чудесно, но, вы знаете, надо, чтобы вы переделали немножко, нам не совсем подходит». Он переделал, потому что это были реальные 30 рублей, что-то такое. Он переделал, ему сказали: «Это гораздо лучше. Еще немного». И он переделал: «Я люблю самолеты в небе, / я люблю тела их тугие…» Потом внезапно не в жанре Аэрофлота – «Пусть ни разу я трезвым не был, / Но меня уважают другие. / Я люблю самолеты? Враки! / Не люблю я этих уродов! / Пусть простит меня Коккинаки, / Вот такой я есть от природы». Коккинаки был знаменитый летчик-испытатель тогда. Вот примерно это же произошло с песней «Лили Марлен», которую я… А где Игорь с его прекрасной гитарой?
Ну, попробуем. «Лили Марлен» – нельзя не знать этой песни.
Моя обязанность была разжечь. Как сейчас говорят, «разжечь» – и никакого прямого дополнения не следует.
Вопрос из публики: «А что Анна Андреевна-то сказала?»
