Анна Ахматова. Когда мы вздумали родиться - [12]
Сейчас, с вашего позволения, – очень люблю эту песенку – «В поход на чужую страну собирался король…»
Теперь, было попрошено спеть что-нибудь из старого. Мою и старую. Сначала грустную… Сначала минорную, потом мажорную.
Песня «Губы окаянные, думы потаенные…»
Следующее сочинение, тоже старая песенка, как раз летняя, курортная. В этом сочинении важно взять последнюю ноту. Я за это не ручаюсь, но я буду стараться.
(ноту) Взял!
Песня «Отважный капитан»:
Ну и еще. Я, конечно, для того, чтобы срифмовать Жанейро придумал вино Эль-Мадейро. Такого вина на свете нет, но теперь уж, кажется, должно быть. Про Рио-де-Жанейро есть еще одно упоминание, в другой песне. В монологе Остапа Бендера. «Танго мечты». Тут музыку сочинил Геннадий Гладков.
И еще один монолог Остапа Бендера, который я принес Гладкову с намерением, чтобы он сочинил еще одно танго: «Вот тебе еще – главное танго Остапа Бендера». Но он сделал из него фокстрот. Я говорю, зачем ты это делаешь, зачем фокстрот? В фокстроте там слишком быстрый темп, люди не расслышат мои прекрасные стихи. Он сказал: «Андрей споет, все все расслышат». Так оно и произошло.
Нет, просят рассказать, как мы путешествовали с Городницким по северу, но это в другой раз. Это трагическая история все-таки, в основном, да. Я лучше приглашу Валерия Попова, который, по-моему, в программе числится следующим.
Валерий Попов: Как раз после Битова было легко, а после Кима очень тяжело. Но надо, потому что я оказался сменщиком Анатолия Генриховича Наймана, который вот был здесь. Прошли годы, и я докладываю, что произошло на принятом мной объекте. Я вообще добиваюсь в жизни всего, но всегда с огромным опозданием, и вот эта Будка мне досталась в совершенно разрушенном состоянии. Она падала, мой отец провалился под это самое крыльцо, где сейчас двенадцать человек сидит, и выдерживает оно их. Я как-то сижу и думаю, что же такое, за жизнь такая странная, вот развалится эта Будка, и я даже не знаю толком, что здесь происходило. И вдруг я вижу, вот здесь, где стоят многочисленные зрители, очередная экскурсия, (вообще, они часто здесь появляются, я уже привык), и замечательный библиотекарь, краевед, Ира Снеговая, которая знает про Комарово все. Кто здесь жил, она вам расскажет. Это совершенно потрясающее место, здесь такие люди ходили, и она все это знает. Я думаю, дай я пойду к Ире, узнаю еще что-нибудь про Будку, пока она не развалилась совсем. И Ира приглашает меня, мы с ней едем на кладбище, на могилу Ахматовой. И речь, то есть Ирина, идет о «сиротах» Ахматовой… Вы знаете их. Это Найман, Рейн, Бродский и Бобышев. И при слове «Бобышев» я вижу Диму Бобышева, идущего к могиле Ахматовой. Уже толстого, седого, но настоящего. Я знаю, что уже «сироты» Ахматовой… что жизнь их раскидала, поссорила, но я люблю их всех, я знаю, что у каждого из них есть за что его любить. И мы целуемся с Димой, он какие-то мемуары не те написал, но мне на это плевать, я знаю, что он замечательный поэт и мужик, и я его люблю, так же как и всех «сирот». И с ним еще один человек, незнакомый мне. Мы приезжаем сюда, выпиваем, смотрим на проваленное моим батей крыльцо. И вот этот человек говорит: «А, пожалуй, я это дело так не оставлю, я починю эту Будку». Это Александр Петрович Жуков, благодаря которому мы здесь находимся. И, действительно, приезжают какие-то плотники из-под Смоленска и как-то лихо, весело, за несколько месяцев делают вот этот шедевр. И мне понравилось, что Александр Петрович приехал через четыре месяца, в ноябре уже, на открытие новой Будки в той же самой курточке, в которой он был летом.
Дмитрий Бобышев с женой Галиной Рубинштейн у могилы Ахматовой в тот день, когда их встретил там Попов
То есть вот этот человек потрясающей скромности, и как бы ему самому ничего не надо. Вот эта курточка меня совершенно заставила полюбить его всей душой. И вот, благодаря его скромным действиям, ось Комарова сохранилась, потому что ось Комарова – это Будка Ахматовой. Если бы не она, здесь уже все было бы другое, здесь бы стояли какие-нибудь небоскребы, вы бы здесь не сидели. То есть Александр Петрович сохранил ось Комарова, сердцевину ее. Вот за это ему надо сказать огромное спасибо. Здесь до сих пор это святое место, я благодарен ему за то, что, не знаю как бы было, а я вот в этой Будке написал три сочинения, три книги, каждая из которых посвящена этой Будке. Действие происходит здесь, здесь такие страсти, здесь такие ужасы и восторги, это все в этих декорациях, которые сохранил он. Если вам удастся почитать книги «Комар живет, пока поет», «Золотое клеймо неудачи» и «Культовый Питер» и еще некоторые вещи, это все про это. Это все благодаря тому, что это осталось. И это место по-прежнему святое, здесь жизнь не прекращается. Вот Горбовского сегодня вспоминали, а вот жена его, Лида Гладкая, только что вымыла пол вот в той будке, и Глеб вот-вот должен приехать. Жалко, что еще пол не просох, и он еще не приехал. То есть это место все равно наше главное, наше любимое место. И что я скажу, что не все поэты уехали в Москву. Мы здесь, в нашем городе, вручаем каждый год премию Ахматовой, и каждый раз находятся, может быть, известные или неизвестные, новые, старые поэты. Но в этом году получил премию Ахматовой поэт, который жил в Москве, который из Москвы приехал в Питер, что для поэта редкость, за что мы его полюбили. Пусть покажется Виталий Дмитриев и скажет несколько слов. Это тот, кто сейчас любимец и лауреат премии Ахматовой. Так что жизнь здесь не иссякла.
