Аниськин и снежный человек - [54]

Кого же взять? Печного? Не дойдет. Людку Болотникову?

Пионеры увяжутся, по лесу растеряются, следы затопчут и барабанным боем явно спугнут похитителя Савской. Маринку? Больно суматошна. А с другой стороны, умеет стрелять из берданки и, по ее словам, неплохо владеет основами рукопашного боя. Прекрасно для этой роли подошла бы Калерия, она уже доказала себя в деле, силища у нее бычья, но ей теперь нет веры. Сумеет противостоять соблазнам американца – наш человек, не сумеет – будем за нее бороться. А сейчас – некогда. Комаров сам себе боялся признаться в том, что понятой ему нужен не столько для соблюдения протокола, сколько потому, что он панически боялся оставаться с Савской наедине. Тем более, в темном и безлюдном лесу.

Комаров, конечно, сомневался, что Савская сможет указать на карте приблизительное место логова йети, но пренебрегать этой попыткой не стал. Он посадил сытую, умытую Ариадну Федоровну за стол и разложил перед ней карту. Она долго бегала глазами по условным обозначениям и наконец уверенно ткнула пальцем возле Чертового Омута.

– Здесь, точно.

– Правда? – обрадовался неожиданной удаче Костик, – как вы определили?

– По елке. Возле логова точно такая елка стояла и лужицу эту я хорошо запомнила.

– Какую лужицу? – не сразу понял Костя.

– Вот эту же, – раздраженно ткнула пальцем в Чертов Омут Савская, – я в ней еще посуду мыла. Чистая такая лужа, прозрачная. Только вода в ней не голубая, а цвета морской волны. Врет ваша карта.

– Так. Все понятно. Придется все-таки тащить ее на местность, – не удержался от устного комментария Комаров.

– Вау! – взвизгнула Савская, – меня поведут на прогулку! очень кстати. Женщине в тридцать просто необходимы ежедневные кислородные ванны. И не только лицу, но и всему телу. Когда я еще жила на свободе, то ежедневно принимала кислородные ванны топлес. А в плену у Лешего эти ванны были особенно великолепны. Кислорода в лесу больше, чем у меня в огороде. Ах, как я скучаю по той жизни! Как каюсь, что бросила моего страстного зверя!

«Господи, удерет еще, – перепугался Комаров, – придется с нее в лесу глаз не спускать. Наручники надеть? И с ними удерет. Еще хуже будет. Нет, в этот раз Мухтар у меня от работы не увильнет. Пусть хоть рогами упирается, но след он у меня возьмет».

Маринка даже задохнулась от счастья, когда узнала, что Комаров берет ее с собой.

– Я только домой сбегаю, переоденусь, – с надеждой попросила она, – у меня и спальный мешок есть. Брать?

– Надеюсь, что до ночевки в лесу не дойдет. К обеду постараемся вернуться. Берданку тоже не бери, – успел крикнуть он ей вслед.

Маринки уже и след простыл. Комаров немного посомневался по поводу своей затеи, потом решил, что в любом расследовании следственный эксперимент имеет неоценимое значение и стал дожидаться Маринку. Сам он уже пришел на работу в полной экипировке и с запасом бутербродов.

Скучать в ожидании Зацепиной ему не пришлось. По крыльцу вдруг громко застучала палка и в дверь заглянула высокая, согнутая старушка с добрыми глазами и беззубой улыбкой.

– Можна? – робко спросила она.

– Проходите, – сдержал досаду Костя.

В конце-концов, в его обязанности входило не только расследование явных преступлений, но и простой прием граждан по вопросам.

Бабушка аккуратно уселась на свободном стуле, вытерла краешком белого с синей каймой платка уголки губ, оперлась руками на поставленный прямо перед собой ботажок и выразительно затянула:

– Евдокия Андреевна я. Меня обчество послало. Уймите вы его, супостата, Константин Дмитриевич!

– Дедушка ваш разбушевался? – участливо догадался Костя.

– Дедушка уж почитай как годков восемь отбушевался, – вытерла привычную слезу тем же кончиком платка старушка, – да с дедушкой я и сама справлялась. Лешак разлютовался. Когда только коров доил, бабочки еще терпели – он тоже мужик, ему кушать надобно. Когда одежу несправную с чучел огородных стаскивал – мы тоже не забижались. Холодно ему, а в лесах сельпо нету. И трудодни ему не плотют, пенсиев не повышают. Девок в лесу воплями пугал, так шут с ним. Девки от этих воплей только иржут, как кобылы, и жиреют. А вот теперь не стало мочи терпеть его супостатства.

«И эта тоже», – вздохнул Комаров. Натянув на лицо дежурную улыбку, он почти ласково спросил:

– И чем же обижает общество местный Лешак?

– И сказать стыдно, – тоненьким от нахлынувших слез голоском пропищала старушка, – язык такое вымолвить стесняется.

– Говорите, говорите, – подбодрил Евдокию Андреевну Костя, поглядывая в окно.

Вот-вот должна была подойти Маринка, задерживаться ему не хотелось, поэтому выставить старушку необходимо было как можно скорее.

– Вот я говорила, что раньше он только девок пугал? Говорила. А теперь и до старух добрался. И не пугает, а хуже того.

– Что хуже? – поторопился спросить Костя, и сам испугался.

– Бесчестит, – осмелилась выпалить «стыдное» слово старушка.

– И откуда вам это известно?

– Так говорят, одну бабушку уже обесчестил, – окончательно осмелела старушка, – а где одна, там и много. Вот мы и кланяемся миром вам, Константин Дмитриевич, избавьте вы старость нашу от страданий, дайте помереть в мире и благочестии. Приструните негодника.