Анимист - [115]
– А Чер… чародей… где…
– Флип и тот второй хуман… оба были мертвы, когда мы нашли вас, – доложил голос.
Алекс попытался поднести руки к лицу, но раны болели, и он не мог двигать левой рукой. Он довольствовался тем, что прижал одну руку к глазам… глаза у него по-прежнему были, он нащупал их, нащупал полившиеся слезы – не по себе, а по Флипу, по Кэрэвану, по всем друзьям и сторонникам, по всем, кому пришлось умереть и пострадать из-за глупой игры Чернана. Мысль, что чародей мертв, не слишком утешала.
Даже когда он потер веки, это не вызвало обычных при давлении искр. Даже не похоже на закрытые глаза; Алекса окружало бесформенное темное ничто.
Повинуясь внезапному порыву, он проверил… и Офир открылся перед ним, как раньше: кружащиеся огни в темноте… странно четче теперь, когда ничего не накладывалось на образы. Пылинка у него на голове поднялась, двигаясь, принюхиваясь. Потихоньку Офир поблек, появился свет… тусклая изменчивая серость, расплывшиеся и странно перекошенные периферическим зрением фигуры. Пылинка попыталась одолжить ему свое, пусть и слабое, зрение. Алекс только печально улыбнулся и поднял руку, чтобы погладить сидящую на голове крысу.
– Спасибо, Пылинка. Но к этому еще надо привыкнуть.
Плиип рассказала ему обо всем, что случилось после того, как они увидели, что король выстрелил в него. Алекс, осознав, что произошло, понял, что ему повезло, что заклинание Чернана только ослепило его, а не убило, не парализовало, не свело с ума и не ввергло в кому. Наверное, Флип каким-то образом вклинился, приняв основной удар на себя… и, наверное, каким-то образом убил Чернана. Но чародей умер, не объяснив секрета чумы. У больных грызов не было надежды, и Алекс упомянул Плиип об этом печальном факте.
– Нет-нет, – поправила она. – Им лучше. Пришел хуманский врач и принес лекарства…
– Беловолосый хуман? – удивился Алекс. – Он жив?
– Да, он был ранен, попал в плен, но принцесса потребовала освободить всех пленников. Он дал лекарства в Деридале, потом приехал сюда, вправил тебе плечо и снова вернулся в Деридаль…
– И долго я…
– Ты проспал несколько дней. Врач сказал «кома». Сказал, что ты, наверное, очнешься до свадьбы, но, может быть, и нет.
– Свадьба? Какая свадьба? – спросил Алекс, пытаясь сесть.
– Брак ради союза, – объяснила Плиип, помогая ему сесть прямо. – Принцесса Деридаля выходит замуж за принца Бельтаса.
Алекс ужаснулся.
– Но ведь он совсем ребенок! А она…
– Она сама предложила это! Говорит, это политический обычай хуманов, – добавила Плиип, явно убежденная, что там, где касается неисчислимых хуманских глупостей, дальнейших объяснений не требуется.
Алекс застонал и снова упал на постель. Это имело смысл, этот обычай был широко распространен на островах. Но все равно…
– Но король Бельтар говорит, что грызы получат все права гражданства! – быстро сказала Плиип, стараясь утешить его. – Принцесса настояла. Больше не будут бить, калечить, убивать. Жить свободно, совсем как хуманы. Король Бельтар позволит нам остаться в Деридале, в Бельтасе или в любом городе. И никаких башен. Теперь он знает, – самодовольно добавила она, – что мы можем сделать, что мы сделаем, если он снова нарушит слово. И все хуманы согласны.
– Я рад, – сказал Алекс, и это было правдой. Но счастлив он не был.
Свадьба состоялась на следующий день, может, позже, а может, ночью – Алекс не был уверен. Он остался в постели под предлогом, что все еще нездоров. Голова по-прежнему болела, зрение не возвращалось. Он слышал звон колоколов, лежа в постели в госпитале, окруженный другими самодельными постелями с ранеными и умирающими хуманами и грызами. День и ночь были просто бесформенной темнотой с запахами и стонами раненых и умирающих.
В тот день за больными пришли ухаживать жрецы Эскулы; они, очевидно, приходили каждый день, но Алекс раньше был без сознания и не видел их. Он настороженно наблюдал в Офире за двигающимися от постели к постели светящимися фигурами, за вспышками волшебства, когда они использовали свою целительную силу. Пылинка у него на голове была
насторожена подозрительна
Кто-то подошел к его постели; Алекс видел слабое свечение, не такое яркое, как было у Чернана на пике силы, но достаточно яркое.
– Дитя, – произнес мягкий хуманский голос. Женский. – Я могу исцелить тебя.
– Я прекрасно себя чувствую, – сказал Алекс, сожалея, что нет ни сил, ни зрения, чтобы вскочить и убежать.
Ощетинившаяся Пылинка сидела у него на голове; он получил впечатление высокой неясной фигуры, запаха ладана и женщины, но ничего яснее.
страх подозрение
Словно прочитав его мысли, жрица сказала ласково, сердечно:
– Я могу восстановить твое зрение. Просто убери своего анима, позволь мне помочь тебе. Открой себя свету, Эскуле. Расслабься, позволь мне…
– Убирайся! – завопил Алекс.
Внезапная вспышка света в Офире пробудила слишком много воспоминаний, и он, перепугавшись, сорвался с койки, налетел на соседнюю и обрушил ее; покрытый шерстью сосед визжал и отбивался, Пылинка пищала. Послышались поспешные шаги.
– А ну прекратите! Это больничная палата, а не уличная драка, – рявкнул знакомый голос.
Алекс бросился к нему и наткнулся на ноги Темита. Раненый грыз с ворчанием залез обратно на койку. Это был Чис, которому лечили рану после ампутации ноги.
