Анимация от Алекса до Я, или Всё включено - [51]

Хотя рабочий день у нас был длинный, но и в нём имелись серьёзные бреши в виде официальных перерывов. Например, послеобеденное время. При отсутствии репетиций к вечернему шоу, оно составляло часа два. Это если рассматривать обед с точки зрения восполнения энергетических ресурсов, а не удовлетворения гастрономических интересов. Другим словом, чем курицу быстрее гложешь, тем больше времени на сон. Хотя, конечно, размеренно поглотительный аспект обеда являлся порой важным делом, который не требовал спешки. Зарядка, аквааэробика, да и температурный режим рабочих условий, переставший опускаться ниже 30 по цельсию, отнимали силы, которые следовало основательно восполнить и восстановить. Поэтому обед, как правило, состоял у меня из лёгкого первого — пара ложек салата «реальный», так я называл аналог нашего мясного. К нему же прилагались свеженаструганные огурцы-салаталыки и помидоры со сметаной, которая здесь имела более кислый вкус. На второе, попадалось что-нибудь мясоотбивное или мясофаршированное с рисовым гарниром, сдобренным соусом или та же картошка фри с майонезом кетчупом и курятиной. Жаль, рыбу потомки янычар готовить не умели вовсе. Привкус у неё оставался специфический, да и костьми богата, как рентгенограмма. Пара стаканчиков прохладной минералки для восполнения потери жидкости. Не пропускал я и десерты, выявив у организма склонность к сладкоедению. Что-что, а кондитерские изделия мало кого оставляли равнодушным. Выбор был богатейший. Одновременно выставлялись на подносах несколько вариантов тортов. Заполняли пространство десертного столика эклеры с белковым кремом и варёной сгущёнкой, медовые пирожные, сочно-пропитанная пахлава, шоколадные ёжики с кокосовой присыпкой, конфеты, не помещающиеся во рту целиком. Но мне особенно приглянулись кремовые рулеты с нежным бисквитным тестом, политые топлёным шоколадом. С горячим насыщенным чаем каркадэ угощение воспринималось на ура. Поправиться не опасался, так как с моей нагрузкой уже за первую неделю то немногое лишнее что было из верблюжьих запасов — переработалось, ушло, и затем я уже метал сладкое ложками, лишь для того, чтобы не превратиться в подобие мистера Боба.

Фрукты являлись полезным дополнением, но иногда, уже не в силах проглотить что-то сверх, я прихватывал их с собой, на полдник. От того обед в иной раз мог занять у меня и полчаса, но от вкусного неспешного перекуса организм рассылал такие тёплые волны благодарности, что это стоило того.

Что касается следующего перерыва, то у меня он заканчивался после йоги на пляже, в районе пяти часов. Опять же при отсутствии часто бестолкового совещания по текущим положениям дел в команде, имеющего название «митинг» и вечернего «энтранса» этот перерыв мог составлять до трёх с половиной часов и длится вплоть до вечернего приёма пищи. И время отводимое для восстановления — с полночи и до звонка будильника, который я устанавливал обычно на пол девятого — тоже являлось частной собственностью, на которую претендовал только сон. Но если успеть прикорнуть в один из дневных перерывов или в оба сразу, что случалось реже, то и сон не являлся конкурентом для проявления чувств к противоположному полу.

Таковы были мои нехитрые расчёты, препоной и загвоздкой пока являлось только место для трепетных встреч с предполагаемыми пассиями. Как я упоминал, поселили нас в малой трёхэтажной Розе. Пост охраны, похожий на двухместную телефонную будку советских времён, с втиснутым в её пространство обшарпанным столом и табуретом, хоть и был закреплён территориально под сенью корпуса, но в данную пору, при отсутствии жильцов, являл собой объект заброшенный. И я не видел верблюжьих сынов, стремящихся стать временными жильцами. В самом корпусе также охранников не наблюдал, он оставался большей частью пустым и безлюдным, за исключением нашей бригады и утренних прачек.

В виду этих фактов, я вполне серьёзно рассматривал наши апартаменты как место для древнейшего ритуала двух представителей разных планет. Первый представитель земного происхождения это я, вторая — творение Венеры — моя пассия. Надо сказать, что вектор мыслительному процессу в данном положении сориентировала одна симпатичная полячка.

А дело было так… Я проводил первое занятие по йоге на пляже. Пляж был выбран не случайно. Здесь и вид морского побережья, с дальними бухточками, сосновыми борами, приглушённо-смазанные туманом расстояния. С поясом гор, куда ты кажется способен перенестись вслед за дыханием. Этот вид, рождающий гармонию, способствующий ненавязчивому созерцанию, и шелест волн, пробуждающий внутренние силы, сливались воедино. Пляж, в то время, когда солнце переваливает за зенит и начинает остужать живительный пыл, создан для подобных упражнений. Ещё ощутимое тепло от «жёлтого карлика» согревает кожу. Приятные, заслуженные напряжением мышц, капельки пота увлажняют её. Тело наливается тонусом, и в периоды расслабления, ты начинаешь дышать в такт волне. Она поднимает тебя над песком накатывающей силой и мягко опускает обратно, чуть щекоча русалочьим смехом.

Так вот, после первого занятия, я собирал коврики, и компанию мне составила одна из пришедших на занятие женщин. Мы разговорились о йоге, обменялись видами эффективных упражнений, затем перешли на всякие мелочи — но за этой беседой я видел смотревшие на меня чудные глаза. С маленькими искорками — отражениями солнца, вспыхивающие в глубине. Они не давали мне уйти, как гипнотические омуты, затягивали в себя, словно прикасаясь к той части меня, что сокрыта от материального мира звёздным покрывалом. Я любовался ею, черноволосой красавицей. Похожая на богиню охоты пьянящими изгибами, с лицом, выточенным искусным скульптором из благородной породы византийского мрамора. И некая нить единения, жизненной тайны, протянутая меж нами, заставляла романтическую ауру трепетать вокруг, придавала знакомую, но в то же время такую неразгаданную за тысячелетия человеческих встреч, сердечную сладость. Мы общались не за счёт слов, звуки нашей речи текли мимо нас, мы общались на языке животных, природы, языков пламени, прикасающихся друг к другу в извечном танце. Я был оглушён, потерян для самого себя.