Анимация от Алекса до Я, или Всё включено - [29]

— Собирайте гостей на дискотеку, — обратилась она к нам. — Алекс, Боб тобой недоволен. Жалуется, что плохо работаешь, не налажен контакт с гостями. Ты как считаешь?

Ну, я не стал вести себя как маленький обиженный мальчик, обеляя себя, хотя какой-то вины за собой совершенно не чувствовал. Более того, всё происходящее напоминало мне фарс, комедию положения, было чуждым моему пониманию и представлениям о работе аниматора и происходило будто бы не со мной.

Да и в целом дела у меня обстояли неважно. Не будь я так финансово стеснён из-за идиотской покупки запредельных по цене гламурных солнцезащитных очков в московском дьюти фри, будь он трижды-пятижды неладен, я, быть может, обрисовал бы Натали ситуацию, как вижу её я, выдал бы Бобу парочку хуков с правой. Возможно и одного было бы вполне достаточно, а затем отправился обратно в аэропорт хозяином своих поступков.

Но сейчас я был заложником положения, оставшихся денег на билет до дома, чуял, что не хватит. Вариант с автостопом и собачьими упряжками здесь не сработал бы. Выход был — временно смириться с самодурством турецкого начальства, косить дальше под Иванушку-дурачка, дождаться первой зарплаты. А потом уже показать могучий русский дух, кулак и несгибаемую волю славянского народа.

— Да я стараюсь, Натали. В Египте мы малость по-другому работали. Немного времени надо на адаптацию, — ответил я на упрёки.

— Ну хорошо. Если что, у Егора спрашивай, он подскажет. Боб, действительно шеф своеобразный. Но он раньше с Уром в команде работал и тот одобрил его кандидатуру шефа.

Похоже, Ур просто прикололся, да и на то, что Егор подсобит с советом, рассчитывать не приходилось. Легче у живого носорога разрешение на изготовление собственного чучела выпросить. Что же, будем вариться в этом котле непонимания дальше.

Между тем долгий день всё никак не желал заканчиваться. Мы перетащили колонки этажом ниже в помещение для дискотеки. За нами переместился и намагниченный бармен. Стойка имелась и там, и он занял излюбленную позу дремлющей старушки, прикрыв сонные очи волосатой рукой. Описывать особо нечего, такой диско-зал можно встретить в любом заштатном клубе провинциального городка. Рассчитанный максимум человек на 50 — это предел по вмещаемости, да и то при условии, если публика будет находиться в положении для прослушивания национального гимна — стоя и не двигаясь. Массивный серебряный, на четверть обколупанный шар под потолком и скользкая плиточная зона для танцев со следами мыльных разводов под ним. Окошко диджея с деревянными ставнями, покрытыми обсыпающимся лаком, с колонками по бокам и парой световых лампочек на фанере. Джан, Мусти и Боб занялись саундчеком.

Я последовал совету Натали и обратился к Егорке, восседающим за барной стойкой:

— Что надо делать?

Он уставился на меня, словно видел в первый раз.

— Сашка, ты что ли? Откуда, какими судьбами? Как отдыхалово — ништячно?

Но мне сейчас было не до придуривания. Меня недавно пытались смешать с землёй, спустить по карьерной лестнице в самое дальнее подземелье, принизить в рамках трудового кодекса гастарбайтера и при этом наплевали в человеческое достоинство, лишив возможности поквитаться.

Но то ли Егорку не отпускало конопляное поле, то ли он почему-то проникся ко мне неприязнью, словно я крепко насолил ему в другой жизни, но нормально общаться он не собирался. Для меня такое принципиальное отношение было в диковинку. В жизни встречались неприятели и злопыхатели прежде, но у них на то имелись объективные причины. Я про них знал и мог логично объяснить сам факт возниконовения неприязни. Но тут — одна команда, одни задачи — к чему такое предвзятое поведение. Словно Егорка был выраженным расистом, а я восставшим негром, в революционном восстании отобравшим у него святая святых — sancta sanctorum — конопляную плантацию.

Осознав бесполезность поговорить с ним как с представителем вида homo sapiens, я снова отправился в обход по территории, подальше от начальственных глаз. Так как вряд ли мне, на моём положении армейского новобранца, позволили бы оставаться в стадии ничегонеделания, протирая барные стулья, подобно Егору.

Стемнело ещё больше. Белесые барашки волн уже не различались, и сменился охранник, который долго ко мне докапывался, почему я разгуливаю без отельного браслета на запястье и кто я вообще такой. На все лады я произносил анимация, анимасьон, анимайшен, аниматоре, но Муххамед притворялся столетним дубом с отрицательным айкью. Лишь настойчиво повторял что-то на своём местно-аладинском. Мои «ништферштейны» и «нонандестанды» не помогали, он продолжал проводить экспресс обучение турецкому языку методом безостановочного вопрошания, успевая по рации связываться с начальством, может просил прислать подкрепление, ссылаясь, что он поймал опасного террориста, а может просто болтал с дальними родственниками из Таджикистана о погоде. Шайтан их понимает, этих турков.

В этот день я уже пресытился по горло и выше оного янычарами, османами и прочими изобретателями рахат-лукума. Поэтому я дошёл до того, что на русском поведал ему о чокнутом Бобе и обкуренном Егоре. Перешёл затем к самому Муххамеду, подробно описал его внешность с точки зрения карикатуриста, затем шаржиста и бухого мультипликатора. Указал точные размеры мозга, близкие к таковым у некоторых представителей отряда беспозвоночных, а заодно и размеры детородных органов, для изучения коих потребовалась бы дополнительная увеличительная техника. Открыл глаза на тёмные страницы его биографии, включающие очень не правильную с точки зрения моральных и религиозных принципов любовь к мужчинам, к животным, в частности парнокопытным, к инопланетянам, пленникам инопланетян, инопланетным животным, коллекционированию конфетных фантиков и вязанию крючком. Перевёл дух. Заметив заинтересованность, продолжил биографией его семьи и предков до пятого колена. Объяснил возможные причины его появления на свет, не связанные с интимным контактом между мужчиной и женщиной. Затем признался, что я не только террорист, русский шпион, социопат и враг всех объединённых сил секьюрити, но и послан из будущего самим Джоном Коннором, для того, чтобы новых страниц в тёмной биографии Мухаммеда не добавлялось. Да и вообще — запечатать навеки вечные его книгу жизни. Снова отдышался и вернулся к фактам биографии уже его прошлых жизней, в виде простейших представителей животного мира, типа червей и их личинок. И остановился на том, как он закончит свою никчёмную жизнь посреди лотков с гнилыми апельсинами с грязным валенком промеж обратной стороны желудочно-кишечного тракта по отношению ко рту. И это валенок будет принадлежать не кому-нибудь, а самому посланнику Джона Коннора, то бишь мне.