Анимация от Алекса до Я, или Всё включено - [27]

— Алекс, гест фор зе шоу. Гив информасион, йя, файнд гест. Давай, — зашипел Боб, отправляя меня на поиски зрителей.

Делать нечего, я отправился искать публику для вечера, но где её разыскивать и как созывать, я не представлял, вернее, представлял, но смутно. Обошёл фойе отеля, вышел через другой вход на улицу, сделал петлю по межпальмовым дорожкам. По пути мне попалось несколько человек, половина из них была обслуживающим персоналом. Кое-где мне чудилась крадущаяся с кинжалом фигура человека-мишени. Я пролепетал встречному господину что-то про шоу, но этот джентльмен — тоже оказался нерусским, он так и не понял, что от него требуется. Сначала он подумал, что в его номере пожар или ограбление, поэтому мне ещё пришлось минут пять объяснять ему, что всё нормально, всё окей, бегать в панике с выпученными глазами срочной надобности нет.

— Лобби бар, велком, — говорил я ему. — Ивнинг Шоу фор зе гест, фо ю.

Английским он тоже не владел и за шоу принимал чью-то фамилию, типо Бернарда. Потом он принял меня за персонажа из каких-то своих европейских фантазий и стал всовывать мне карточку от своих апартаментов. Что он этим хотел: чтобы я прибрался, починил сток в душевой или принёс ему бутылочку коньяка из мини-бара я не понял. Мысленно обругал последними словами его тупизм и вернулся по той же траектории обратно в лобби.

— Ноу гест, — сказал я Бобу. В ответ он сделал страшное лицо, словно я прирезал его любимую молочную свинку.

— Вай, йя? Вот тис мин? — вопросил Боб.

«Что это значит, что значит — нету никого вот и всё», — вот привязался, и как мог так и объяснил шефу провал миссии.

— Какашка, — доходчиво обрисовал ситуацию Мусти.

— Алекс, йя. Гоу, гоу, гест! Ви нид тен о фифтеен пипл. Файнд зем. Проблем вар, йя? — не унимался Боб.

Задрал ей-богу. Говорю же нет гостей. Где же я разыщу ему десять — пятнадцать человек, если я одного еле наскрёб, да и тот не бельмеса не понял. Хоть в номера стучись и приглашай. Я снова отправился проторенной дорожкой, но на этот раз завернул в уборную и перекантовался там подольше. Когда вернулся и «порадовал» шефа отсутствием результативности похода, Боб лишился второй любимой свинки.

Время тем временем перевалило через отведённое для начала шоу время и двигалось дальше, не обращая внимания на нашу суету. Боб сделал знак, что начинаем. Я не знал сценария, как себя вести, что исполнять, где встать, поэтому сделал лицо попроще и просто прислонился к стене. Джан развалился на плетёном кресле, Мустафа присел за пультом. Боб и переводчик Егор на турецком, английском, немецком и русском объявили о начале шоу. Немцы, единственные живые люди в лобби кроме нас и спящего бармена, довольно вяло отреагировали на это шумовое событие, которое заглушило их междусобойчик и с гримасами недовольства покосились в нашу сторону. Бармен не изменил выражение лица, продолжая плавать в водах первичного эфира. Боб же недовольство старой немецкой гвардии решил не замечать и зычно возвестил, что «мы рады приветствовать дорогих гостей в Роуз Отеле и приготовили для них шоу с веселыми конкурсами».

Лично я не понял ряд моментов. К примеру: зачем долдонить то же самое на недойдч языках (ну турецкий ещё куда ни шло — чтобы бармен был в курсе дела, но английский и русский языки зачем? — не для меня же) и тем самым ещё больше раздражать представителей германского государства, считающих их язык единственно подходящим для обитания лингвистической средой. И второй момент: какие-такие развесёлые конкурсы мы собирались провести с этими божьими одуванчиками, которые от резких движений могут преждевременно отойти в мир иной.

Родоначальники «Октоберфеста» и фанаты Магдалены Нойнер очевидно, пришли к тем же выводам, поэтому ещё более раздражённо и недовольно покосились на нас. «Натюрморт — пять сморщенных груш», — пришла мне на ум аналогия.

— Какашка, — раздался шёпот со стороны диджей пульта.

Но Боб, как шеф, определённо разбирался в вечернем развлечении лучше меня — человека, не проработавшего в анимации полдня. Я посмотрел на Егора. Он был где-то на своей волне, может быть бродил в зарослях конопляного поля, вызывая джинна. Он лучился весельем, микрофон почему-то смешил его, а вид пожилых оккупантов вообще вызывал истерику.

— Алекс, йя, экшен, экшен! — зашипел Боб, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля.

«Озеленеть можно, какой к чёрту экшен может быть применим сейчас?»

Я бодро, насколько мог, прокричал: «Эхей!» — похлопал как дурачок в ладоши и исполнил что-то наподобие комаринской, то есть простукал себя по коленкам, голени, пяткам, груди, предплечьям и выставил вперёд правую ногу на пятке. Егор забулькал и облизал микрофон. По виду Боба я понял, что это не то, что он ождал. Так я оказался косвенно виновен в гибели его третьей и самой любимой свинки. Но предложить нечто иное не сумел. Ничего не придумывалось. Внутренняя диспетчерская молчала.

Пара немцев с чуть большим интересом посмотрела в мою сторону, поэтому я повторил свою репризу. Интерес угас.

Боб тяжело задышал и зашипел мне, — «Чеас, йя, чеас».

Не ожидая от себя такой сообразительности, я сумел перевезти это шипение. И, понукаемый Бобом, поставил на нашу импровизированную сцену, которая представляла из себя часть пола размерами три на три, огороженную с одной стороны столиками, с другой барной стойкой, одинокий стул.