Ангрон: Раб Нуцерии - [25]

Припадок Ангрона парализовал в легионе Пожирателей Миров всякую деятельность. Пока Галан Сурлак и Вел-Хередар корпели над примархом, находившимся без сознания, чтобы исправить урон имплантатам и заодно получить хоть крупицу данных, способных помочь им в воспроизведении рабочей копии, легион ждал, зализывал раны и мучился неопределенностью.

Под килями звездолетов в безмолвии космоса вращалась Генна. Пикты, полученные системами орбитального слежения, показали разошедшихся по всей планете местных жителей, которые собирали тела убитых сородичей и заносили их в города. С каждым часом следов недавнего вторжения на поверхности становилось все меньше, пока планета не приобрела до жуткого мирный вид.

Магон шагал коридорами «Песьего клыка». За прошедшие с момента резни в Зале побед мучительные часы центурион пересчитал состав 18-й роты и оценил понесенный урон. Рота недосчиталась целых отделений, потерянных на поверхности либо убитых Ангроном. Прочие подразделения пришлось расформировать и объединить друг с другом. После встал вопрос, кто их возглавит. Чаще всего споры о командовании разрешались в гладиаторских ямах.

В нормальных обстоятельствах Магон запретил бы такую практику, особенно когда легион находился на военном положении, но в свете недавних событий он уступил. Братья нуждались в простом удовольствии, в способе выплеснуть раздражение и гнев, который могла подарить только старая добрая схватка один на один. Воинам требовалось выковать новые братские узы и убедиться в способностях новых командиров, а кровавые дуэли на арене способствовали этому как нельзя лучше.

— Приветствую, центурион, — из бокового коридора вышел Оронт и пристроился рядом с Магоном.

— Первый топор, — кивнул тот. — Что с нашим братом? Изменилось ли его состояние с последнего раза?

— Он по-прежнему без сознания, — ответил Оронт. — Его держат под наблюдением в резервном апотекарионе, изолированном от прочих отсеков на случай… ты знаешь.

Благодаря герметичной броне космодесантники могли свободно передвигаться по палубам, открытым вакууму сквозь рваную дыру в обшивке ударного крейсера. Пробоина размером с «Гончую» образовалась после неудачного эксперимента Иокара с Гвоздями Мясника. Взрыв полностью уничтожил вспомогательный апотекарион. Целые пролеты окружающих девяти палуб пришлось изолировать, когда их атмосферу, как и всех обитателей, выбросило в космос.

Магнитные подошвы сабатонов крепко цеплялись за настил на каждом шагу. Кругом в невесомости, пристегнутые страховочными тросами, рыскали рабочие в массивных прорезиненных скафандрах и строительные сервиторы. Они срезали остатки покореженного корпуса и устанавливали опорный каркас для крепления новых бронепластин и листов обшивки на место уничтоженных.

— Напрасно я разрешил Иокару экспериментировать здесь, — проворчал Магон, глядя, как гнутые обломки «Песьего клыка», медленно вращаясь, отдаляются в черноту космоса. — Мало того, что подобный глупец выискался в моей собственной роте, так он еще и корабль мне продырявил.

Оронт подхватил зависший в воздухе кусочек керамитовой обшивки, повертел его в руке и большим пальцем стер слой кристалликов льда. На обломке сохранился лак белого цвета легиона, опаленный и потемневший от колдовского огня.

— Несмотря на то что случилось, ты поступил верно. Иокар был одним из Несломленных. Он до конца оставался верен легиону и делу примарха. Всему виной лишь машина, которую ему имплантировали.

Магон поглядел на брата. В той или иной степени каждый Пожиратель Миров идеализировал Ангрона, несмотря ни на что, но мало кто мог сравниться в рвении с первым топором.

— Ты все так же поддерживаешь вживление Гвоздей в наших легионеров, не так ли?

— Конечно, — немедля ответил Оронт.

Чемпион 18-й роты принадлежал к числу наиболее убежденных сторонников методики примарха. Воин не упускал случая высказаться в пользу вживления Гвоздей Мясника по всему легиону, несмотря на возражения Магона и других воинов Двенадцатого.

— Брат. — Оронт остановился.

Центурион обернулся. В ушах отозвался лязг магнитных подошв, сцепивших его с палубой. Снаружи брони царило вакуумное безмолвие.

— Там на поверхности, — заговорил Оронт, тщательно взвешивая каждое слово, — на Генне, ты решил помочь Сорок четвертой, а не продолжать натиск. Ты поступил благородно, ибо так велело тебе сердце. Но будь у нас в черепах Гвозди Мясника, мы бы не колебались. Будь мы как отец, легион наверняка одержал бы победу. Если бы Ангрон был с нами на поле битвы, уж он точно ни перед чем бы не остановился. Сомнения, благородство, совесть — все это для Ангрона пустой звук, а для нас они словно ножны для клинка, который уже отчаялся, что его никогда не извлекут на свет. Как ты можешь этого не понимать?

Магон не сразу ответил Оронту. Он прекрасно понимал, что чувствует чемпион, ведь подобные настроения становились в легионе все популярнее с каждым днем. Поражения, казни, унизительные выволочки, которые учинял Ангрон, терзали самое сердце Пожирателей Миров. Позор вел их к будущему, едва ли понятному кому-либо из них. Двенадцатый легион менялся, как бы упрямо Магон ни цеплялся за старый уклад Псов Войны. Одним лишь желанием, даже самым настойчивым, он не мог сдерживать перемены вечно.