Английский след. Детектив с элементами иронии и любовного романа - [25]

— Как тебя зовут?

— Сашка.

— Шурка, значит!

— Пусть будет по-твоему — Шурка.

— А меня Федором назвали.

— Федькой, значит!

— Федором.

— Ну хорошо, Федор. Так зачем же ты меня, Федя, колом по голове ударил?

— Шурка, ты вот мне скажи, как это у вас, образованных, все так запросто получается. Сгубил ты мне жизнь и не набей тебе морду, так?

— Федя, ты о чем говоришь?

— Шурка, тут без бутылки нам не разобраться. У тебя ти-ти-ми водятся?

— Для такого дела найдем.

— Тогда пошли.

Они выбрались из огорода, добрались до нужного им дома. Кириллыч объявил, что самогоном он не торгует, а давал Федьке два пузыря, так это за оказанную им помощь в ремонте трактора. Федор это и сам прекрасно знал, но он хотел, чтобы Шурка лично похвалил первачок, из первых, так сказать, уст, а заодно и перед Кириллычем похвастаться своим новым другом.

Пошли они на другой конец деревни к Фроське-самогонщице. Слила она им из большой бутыли в литровую банку все остатки. Тут же они выпили эту муть.

— Фу, брага, — сказал Федор, сплюнув.

— Да уж, — поддержал мнение нового друга Шурка.

Долго они еще месили деревенскую грязь, поочередно падая, поднимая друг друга и разбираясь, кто есть кто.

— Ты мне вот, как другу, скажи честно, не изворачивайся, ты Ксюшкин хахаль или нет? — ребром поставил вопрос Федор.

— В какой-то степени можно выразиться и так, что я ее хахаль, — не без гордости сказал Шурка и хотел пояснить дальше: — Но…

Долго ждать ему не пришлось: получил кулаком и полетел лицом в грязь.

— Федя, ты меня не понял! — крикнул Шурка, поднимаясь из лужи. — Я не тот, который у тебя Ксюшу увел. Она давно уже с другими дяденьками дружила!

— Что ты сказал про Ксюшу?! — обиженно спросил Федя, и Шурка получил еще одну оплеуху.

— Федя, я вообще не по этому вопросу! — кричал Шурка, сидя на земле, опасаясь вставать. — Я юрист, понимаешь ты, можно сказать — частный детектив!

— А ты понимаешь, я люблю Ксюшу со школы! — крикнул ему Федор.

— Раз так, тогда нужно серьезно разобраться.

— У тебя деньги остались? Давай еще по одной возьмем.

— Только по последней, — уточнил Шурка.

— Лады, — согласился Федор.

— И, если можно, Федя, найди выпить чего ни то приличного, и с закусоном решить. Не могу я так просто лакать эту бурду, без закуски, понимаешь?

— Для гостя всегда! Давай деньги!

Шурка отдал деньги, и Федя уверенно зашагал. Они находились в начале деревни около автобусного разворота. Вокруг было темно, до ближайшего столба с освещением было метров тридцать, а вдали светились две лампочки у сельмага. Фигура Феди в тумане мелькала около этих двух лампочек. Вскоре они погасли, но зазвенел звонок сигнализации. В соседнем доме загорелся свет, залаяла собака.

Обратно пробирались они тайком вдоль речки. Шурка поскользнулся и улетел в холодную воду. Федя, долго не раздумывая, только бросил пакет с добычей на траву и тут же бросился в воду на помощь другу. Они оба барахтались, цепляясь за кусты, Федя старался, первым вытолкнул на берег Шурку. В баньке отжали одежду и сели на лавку. На этот раз на газетке стояла бутылка трехзвездного коньяка да две бутылки водки, три банки консервов и с килограмм пряников.

— Зачем ты, Федя, сломал у магазина замок? — спросил Саша.

— Шура, не мочитесь в штаны, все будет путем, — ответил Федя, выставляя вперед ладонь, подтверждая сказанное. — Я же должен друга Ксюшки угостить как следует. Шура, ты же сам сказал, что самогона больше не хочешь. Деньги твои я положил на весы. Гальку, заведующую, я знаю хорошо, отремонтирую я ей завтра этот несчастный замок, и все. Ладно, давай выпьем и поговорим по душам.

Откупорили, открыли, разлили, закусили.

— Так вот, Шурка, ты послушай меня, — сказал Федя. — Крутили мы с Ксюшкой такую любовь, страх один. Был тогда у меня мотоцикл отцовский «Иж», без коляски. Посажу я ее, бывало, на заднее сиденье, летим мы вечером за деревней по тропке, сам в одной рубашке, продувает все, холодно, а она жмется к спине своими теплыми груденками, ее тепло у меня по всему телу расходится. Вот ты мне скажи, Шурка, разве такое можно забыть?

— Такое, Федя, не забудешь.

— То-то же. Она моя первая и последняя любовь! А я у нее был первый мужчина! Понял теперь, в чем тут дело?!

— Как не понять. Только почему же вы с ней не поженились?

— Судьба, Шура, распорядилась иначе. Ушел я в армию служить. Отбарабанил, значит, свое, положенное по закону, возвращаюсь домой с чувством выполненного долга перед Родиной, а Ксюхи в деревне и нет. Моя мать не писала, боялась, расстроюсь и какую ни то глупость в конце службы выкину. А Ксюха хитрила: напишет письмо своей матери, та в другой конверт переложит и с нашей почты отправит. Вот, значит, я, долго не думая, отдохнул денек с дороги и поехал к вам в Москву, Ксюху свою разыскивать.

У Феди на глаза накатились слезы, он вытер их тыльной стороной ладони, пошмыгал носом и подавленным голосом сказал:

— Давай, Шурка, еще чуток вмажем, а то у меня ком в горле встает, когда я про нашу с ней любовь начинаю вспоминать.

Они выпили.

— Нашел? — прожевав пряник, спросил Саша.

— А то, спрашиваешь. — И Федор запел: «Всю вселенную объеду, а свою милою найду»! Повидались не то слово. Любовь закрутили с новой силой, кровь в жилах стыла. — Он замолчал. Наступила тишина.