Английский детектив. Лучшее за 200 лет (сборник) - [17]

Документ, как оказалось, превратился в предмет спора между посыльным и моим слугой. Это было приглашение стать одним из присяжных на предстоящих заседаниях Главного уголовного суда в Олд-Бейли. Меня прежде никогда не звали в жюри[45], о чем прекрасно знал Джон Деррик. Он считал, – по сию пору я не уверен, обоснованно это или нет, – что в заседатели для подобных дел выбирают людей более заурядных способностей, и сначала вовсе отказался брать бумагу. Посыльный встретил отказ равнодушно, ответив: мое присутствие или отсутствие ему безразличны – есть вызов в суд, и разбираться с ним мне придется на свой страх и риск.

День или два я пребывал в смятении – ответить на приглашение или же не обращать на него внимания. У меня не было ни малейшего мистического предубеждения, на меня не оказывали давления и не смущали какого-либо рода соблазнами. Совершенно в этом уверен, как и во всем остальном, сказанном здесь. В конце концов я решил прервать однообразие моей жизни и пойти.

Назначенный час пришелся на сырое ноябрьское утро. Пикадилли окутывал густой коричневый туман, становившийся абсолютно черным и до крайности мрачным к востоку от ворот Темпл-Бар. Коридоры и лестницы здания суда, как и сами залы заседаний, ярко освещались газовыми лампами. Полагаю, пока пристав не проводил меня в переполненный публикой Старый Зал, я и не думал, что убийцу будут судить в тот же день. Думаю, с трудом продираясь в здание, я даже не знал, на какое из двух заседаний меня вызвали. Но об этом нельзя сказать с полной уверенностью, поскольку тут мои воспоминания не вполне ясные.

Я присел на отведенное место и в ожидании принялся разглядывать зал сквозь туман и пары́ тяжелого дыхания. Черная дымка словно мутный занавес висела за огромными окнами, с улицы доносился приглушенный стук колес по соломе и гвалт собравшихся там людей, который иногда пронзали резкий свист, громкая песня или окрик. Вскоре вошли и заняли свои места двое судей. Гул в зале затих. Распорядились ввести убийцу. Стоило ему появиться, как я узнал первого из мужчин с Пикадилли.

Если бы тотчас огласили мое имя, сомневаюсь, что смог бы внятно отозваться. Но оно шло примерно шестым или восьмым в списке присяжных, и к тому времени я уже способен был ответить: «Здесь!» Когда поднимался в ложу, обвиняемый – прежде наблюдавший хоть и внимательно, но безо всякого беспокойства, – пришел в страшное волнение и подозвал своего защитника. Желание арестованного заменить меня было столь очевидным, что стало поводом для перерыва, во время которого адвокат, положив руку на барьер, пошептался со своим клиентом и покачал головой. Позже я узнал от этого джентльмена, что первыми испуганными словами его подзащитного была фраза: «Любой ценой замените этого человека!» Но, поскольку он не объяснил причины и признался, что даже не знал моего имени, пока оно не было названо, его просьбу отклонили.

По уже упомянутым мотивам я не желаю воскрешать нездоровую память об этом убийце, к тому же подробный отчет долгого процесса над ним отнюдь не является необходимым для моего рассказа. Поэтому ограничусь теми событиями из десяти дней и ночей, во время которых мы – присяжные заседатели – держались вместе, что напрямую связано с моим личным пытливым опытом. Именно этим, а не убийцей, я стремлюсь заинтересовать своего читателя. Именно к этому, а не к странице из ньюгейтского календаря, хочу привлечь внимание.

Меня выбрали старшиной присяжных. На второе утро, после двух часов показаний (мы слышали, как били церковные часы), я бросил взгляд на своих собратьев-присяжных и обнаружил, что не могу их пересчитать. Попробовал несколько раз, но возникало одно и то же затруднение – проще говоря, их было слишком много.

Коснувшись соседа, я прошептал ему:

– Сделайте одолжение, пересчитайте нас.

Он удивился просьбе, однако выполнил ее.

– Как же так? – внезапно спросил он. – Нас тринад… Но это же невозможно. Нет. Нас двенадцать.

Весь тот день меня одолевала эта странная загадка: словно в ложе был кто-то лишний, однако стоило пересчитать, и все оказывалось в порядке. Это не объяснялось присутствием призрака, между тем возникло предчувствие, что он точно появится.

Жюри разместили в Лондонской таверне. Мы все спали в общем зале, прямо на столах, и постоянно находились под присмотром офицера, поклявшегося охранять нас. Не вижу причин скрывать настоящее имя этого человека. Он был умен, очень вежлив, услужлив и (что было отрадно услышать) весьма уважаем в Сити. Офицер отличался приятной внешностью: добрые глаза, завидные черные бакенбарды и прекрасный звучный голос. Звали его мистер Харкер.

Пока ночью мы ворочались в своих двенадцати постелях, кровать Харкера перегораживала дверь. На второй день, не чувствуя желания спать и увидев, что наш охранник сидит на своей койке, я присел рядом и предложил ему табаку. Когда рука офицера, тянувшаяся к табакерке, коснулась моей, его пронзила странная дрожь.

– Кто это? – воскликнул он.

Проследив за взглядом мистера Харкера, я, как и ожидал, вновь увидел фигуру второго из двоих мужчин, шедших по Пикадилли. Поднявшись и отступив на несколько шагов, я оглянулся на офицера. Тот был совершенно беспечен и произнес с веселостью: