Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга - [133]

Боясь подвести де Голля, Леклерк попросил своего капитана, Раймона Дронна, возглавить небольшую группу из трех бронемашин и трех танков и, полагаясь на знание города, прорваться обходными путями через юго-западные пригороды. И приказал быть в центре Парижа той же ночью.

Приказ Раймон Дронн выполнил, хотя знание местности не особо ему пригодилось — Дронн вообще-то не был парижанином, а большинство его ребят были испанцами. Но они благополучно добрались до Отель-де-Виль (ратуши) незадолго до полуночи, и Нотр-Дам приветствовал их колокольным звоном. Все парижане знали, что означает этот звон, включая немцев, которые защищали городские окраины; они отступили ночью, позволив основным силам Леклерка триумфально войти в город.

Нацистский губернатор Парижа, Дитрих фон Холтитц [118], сдался полковнику Ролю и генералу Леклерку 25 августа на вокзале Монпарнас и приказал 17 000 немецких солдат прекратить сопротивление.

Триумфатор де Голль прибыл в Париж двадцать пятого числа и объявил себя главой Временного правительства Французской республики; он возражал против того, чтобы имя полковника Роля появилось в официальном документе о капитуляции Германии. Генерал вернулся в свой прежний кабинет в военном министерстве, а оттуда пешком прошел в Отель-де-Виль, откуда официально установил военный контроль над городом. Его пригласили выйти на балкон и провозгласить возврат Республики, но он отказался, сказав, что оставался лидером Франции в течение четырех лет и ему нет необходимости что-то провозглашать.

Именно в Отель-де-Вилль он произнес еще одну знаменитую речь, декларацию «Освобожденный Париж», в которой, ни словом не обмолвившись о том, что войска Черчилля и Рузвельта еще ведут бои за стратегически менее важные районы Франции, объявил, что Париж освобожден «французским народом с помощью армии Франции, при поддержке и помощи всей Франции, сражающейся Франции, единственной Франции, настоящей Франции, одной только Франции».

Генерал пошел еще дальше. При встрече с членами британского УСО — ребятами, которые координировали деятельность Сопротивления, — он попросту попросил их покинуть Париж. Он сказал: «Здесь вам делать нечего». Другими словами, прощайте и спасибо за чай.

На следующий день де Голль возглавил шествие по Елисейским Полям, в сопровождении Леклерка и толпы борцов Сопротивления. Танки Леклерка остались припаркованными возле Триумфальной арки — де Голль не хотел устраивать полномасштабный военный парад. На самом деле танки вообще не должны были там находиться, потому что Эйзенхауэр приказал им вернуться в строй, в союзную армию, после того как сделают свою работу в Париже. Де Голль разрешил Леклерку игнорировать приказ и вдобавок постановил, что американцы не имеют права участвовать в его параде победы.

Это был великий день де Голля, и в народной памяти навсегда запечатлелись моменты, когда он пересекал площадь Согласия и вдруг прогремели снайперские выстрелы, и потом все повторилось, но уже у собора Нотр-Дам. В обоих случаях практически все, солдаты и штатские, кинулись врассыпную в поисках укрытия — все, кроме де Голля. Циники предполагают, что выстрелы были «домашней заготовкой», но, скорее всего, де Голль просто чувствовал себя неуязвимым. Это был миг, ради которого он жил, начиная с того дня в июне 1940 года, когда Уинстон Черчилль подтолкнул его к микрофону Би-би-си, и ни один трусливый снайпер не мог его испортить.

Одной пощечиной не обошлось

Как только Париж был освобожден, де Голль приступил к делу, закрепляясь во власти. Он реформировал Первую армию и отправил ее на подмогу союзникам, которые вели бои за остальные районы Франции. Как обычно, при поддержке американцев Первая армия совершила марш-бросок через Рейн и Дунай в самое сердце Германии.

Де Голль послал войска и для восстановления контроля над французскими колониями в Азии и Африке, не подозревая о том, что тем самым обрекает Францию на беспощадные колониальные войны 1950-х и 1960-х годов, но на тот момент ему было важно отучить англосаксов от привычки совать нос в дела Французской империи.

И все-таки это свершилось — война окончилась, и Франция оказалась в числе стран-победительниц.

Однако де Голля ожидали две прощальные пощечины. И как ни странно, получил он их вовсе не от бриттов или американцев.

На фотографиях с Ялтинской конференции, проходившей в феврале 1945 года, бросается в глаза отсутствие французов. Встреча «большой тройки» (а не grand quatre, «большой четверки») с целью обсуждения послевоенного устройства Германии проходила с участием Сталина, Черчилля и Рузвельта. Рузвельт наложил вето на присутствие де Голля, назвав его «нежелательным фактором», а Сталин высказался еще резче, заявив, что вообще не видит, что сделали французы, чтобы обеспечить себе место за столом переговоров. Так что лишь усилиями Черчилля Франция была приглашена к нарезке послевоенного германского пирога на сектора союзников.

Но пощечина оказалась не слишком болезненной, потому что, если не считать отсутствия в историческом фотоальбоме, для де Голля результат конференции оказался вполне приемлемым: после мая 1945 года Франция вернулась в границы 1918 года, и ее танкам даже разрешили разъезжать по Германии. Честь страны была восстановлена.