Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга - [131]

На самом деле Кутанш вел свою, невидимую, кампанию сопротивления оккупантам, зачастую отказываясь подписывать приказы или вводить новые правила, и на его фотографиях 1945 года можно увидеть заметно исхудавшего по сравнению с 1940 годом мужчину. Если только голодовка не была хитрым планом с целью избежать разоблачения, Кутанш явно сидел на той же строгой диете, что и все островитяне.

После войны у местных дельцов черного рынка конфисковали прибыли, и было арестовано несколько «немецких подстилок». Сорок островитян выселили, а двенадцать судили, в том числе платных информаторов, хотя впоследствии все обвинения были сняты. Такое впечатление, что острова, как и Франция, предпочли оставить недавнее прошлое в прошлом.

Так что и бритты сотрудничали с нацистами, нельзя сказать, что они были все в белом. Однако есть одна большая разница между Парижем и Джерси или Гернси: практически все активное мужское население островов ушло на фронт, а не просиживало в кафе, рассуждая об истинном смысле моральной свободы.

Французы «освобождают себя»

Слезы радости и облегчения, которыми встречали жители Нормандии союзные войска в июне 1944 года, лучше всего передавали реальную историю Освобождения. Только вот не видел их один человек: Шарль де Голль.

Из соображений безопасности ему рассказали о подготовке дня «D» только за двое суток до высадки. После всего, что уже бывало в истории союзных операций, Черчилль опасался, что если французы узнают о готовящемся событии заранее, то немцы непременно разнюхают, что затевают союзники. Разумеется, речь не шла об умышленном предательстве — просто был риск, что кто-то из соратников де Голля отправится в лондонский книжный магазин и закажет 500 карт Нормандии.

Если сегодня вы спросите француза, чьи войска высадились на берегах Нормандии 6 июня 1944 года, ответ, скорее всего, получите такой: «В основном американцы». Да, бритты там тоже были, признает он, но не так уж много. А уж про канадцев и вовсе умолчит.

На самом деле из 156 000 человек, высадившихся в Нормандии в день «D», 73 000 были американцами, а 83 000 — солдатами Британской армии, хотя справедливости ради стоит отметить, что только 61 700 из них имели британский паспорт. Остальные были в основном канадцы.

Кстати, в союзных войсках служили и французы — морские коммандос, которым выдали диаграммы целей за несколько дней до вторжения. На картах не было местных ориентиров, но некоторые из пехотинцев-нормандцев узнали район высадки. Британские командиры так обеспокоились возможной утечкой информации, что даже заперли французов в их лагере до самого дня высадки.

Французских коммандос возглавлял Филипп Киффер, который примкнул к союзникам еще в самом начале войны, и его отряд храбро сражался, понеся пропорционально большие потери во время битвы за Нормандию: погиб каждый пятый. Цифра звучит впечатляюще, и по статистике так оно и было, но кажется почти невероятным, что в день «D» французские силы вторжения насчитывали всего 177 человек. Не 177 бригад или батальонов — а 177 человек, что составило чуть более 0,1 процента общей численности союзных войск.

Почему так мало? Ну, помимо того, что большая часть французской армии оказалась в немецких концлагерях, союзникам с огромным трудом удалось добиться от де Голля поддержки операции по вторжению во Францию. Генерала задело то, что его слишком поздно информировали, а еще его раздражала настойчивость Черчилля, который говорил, что еще до начала высадки необходимо обсудить форму управления освобожденной Францией. Де Голль пренебрежительно заявил, что он и без американцев разберется, как править собственной страной. Он даже отказался отпускать 200 французских офицеров вместе с войсками союзников, потому что не хотел, чтобы они были политически скомпрометированы. Его беспокоило то, что союзники могут установить в освобожденных зонах временный режим, который он не сможет контролировать. Американский генерал Джордж К. Маршалл был так взбешен этим отказом, что в сердцах сказал: «Сыны Айовы не будут биться за то, чтобы во Франции стояли статуи де Голля». Это весьма символичное замечание показывает, на что в действительности надеялся де Голль.

Генерал до последнего тянул с речью для французов, вынудив Черчилля сказать в его адрес: «Ослеплен амбициями, словно балерина». (Черчилль явно знал кое-что о балеринах, чего не знает большинство из нас.)

В конце концов де Голль уступил — как обычно, он просто доводил ситуацию до точки кипения, проверяя союзников на прочность и метя свою территорию, — и выступил с блестящей речью перед французами по радио Би-би-си.

«Великая битва началась. После стольких лет борьбы, ярости и боли нанесен решающий удар. Конечно, это Битва за Францию, и это Битва Франции!» [Этот повтор — не опечатка. Когда я говорю, что он выступил с блестящей речью, я имею в виду стандарты французской риторики.] Далее генерал сказал: «Огромные атакующие силы — для нас это силы спасения — двинулись от берегов Старой Англии, последнего бастиона Западной Европы, который устоял против приливной волны германской агрессии. Именно отсюда началось движение к свободе. Франция, в течение четырех лет унижаемая, но не раздавленная и не убитая, — Франция снова стоит на ногах и играет свою роль. Франция будет бороться изо всех сил. Она будет бороться методично. Именно так, в последние 1500 лет, мы выигрывали все наши битвы».