Англия, Англия - [97]
Деревня, где Марта жила шестой год, была маленьким скоплением домов у развилки, где от автострады отходила дорога на Солсбери. Много десятков лет грузовики расшатывали обшитые досками фундаменты домов, а бензиновый чад коптил стены; все окна были с двойными стеклами, и только дети или пьяные переходили дорогу без особой на то необходимости. Теперь же расколотая автострадой деревня вновь срослась. По щербатому асфальту с хозяйским видом расхаживали куры и гуси; здесь же дети чертили мелом «классики»; треугольную общинную лужайку колонизовали утки, отважно защищавшие свой маленький пруд. На чистом ветру сохло белье, прикрепленное деревянными прищепками к веревкам. Поскольку черепицы больше негде было достать, домики вновь стали крыть тростником и соломой. Поскольку транспорт отсутствовал, деревня чувствовала себя безопаснее и уютнее; поскольку не было телевидения, сельчане больше разговаривали друг с другом, хотя тем для разговора как-то поубавилось. Скрыться от любопытных глаз не удавалось никому; бродячих торговцев встречали опасливо; детей укладывали спать, распалив их воображение историями о разбойниках и цыганах, хотя мало кто из родителей видел живого цыгана, а разбойника – так вообще никто.
Деревенские не были идиллическими пейзанами – но нелепыми дистопированными горожанами их тоже нельзя было назвать. Настоящих дурней тут не водилось – самозабвенный фигляр Джез Харрис не в счет. Если глупость, многократно упомянутая лондонской «Таймс», и наличествовала, она была старомодная, основанная на незнании, то есть не чета современной, основанной на знании. Преподобный Колмен был благонамеренный зануда, рукоположенный заочной семинарией по почте. Учителя мистера Маллина скорее уважали, чем слушались, – но порой и слушались. Лавка работала по иррациональному расписанию, придуманному специально, чтобы сбить с толку самых верных покупателей; пиво в паб возили из Солсбери, а жена кабатчика не умела даже сэндвич приготовить. Напротив дома Фреда Темпля, седельщика, сапожника и цирюльника, находилась живодерня для бездомных животных. Дважды в неделю тряский автобус возил деревенских в город на базар, минуя сельскую больницу и Уэссекский дом умалишенных; шофер, которого все звали просто Джорджем, всегда охотно выполнял поручения домоседов. Преступность существовала, но в культуре добровольной аскезы она редко поднималась выше кражи цыплят. Жители приучились оставлять домики незапертыми.
Вначале Марта вся таяла от сентиментальности, пока кабатчик Рей Стаут – бывший контролер с платного шоссе – не перегнулся через стойку в своем заведении, чтобы сдобрить ее джин с тоником следующей фразой:
– Полагаю, наше маленькое сообщество вы находите весьма забавным?
Затем она впала в уныние из-за плоского ландшафта и нелюбознательности сельчан, пока Рей Стаут не вызвал ее на бой, спросив: «Ну как, соскучились уже по ярким огням, простите, если чего не так сказал?» Наконец она привыкла к мирной и неизбежной рутине, опасливости, бесконечному соглядатайству, чувству бессилия, умственным инцестам, долгим вечерам. Она подружилась с парой сыроваров – бывшими биржевыми брокерами; она заседала в приходском совете и ни разу не пропустила своей очереди украшать церковь цветами. Она взбиралась на холмы; брала книги в передвижной библиотеке, которая делала остановку на общинной лужайке каждый второй вторник. На огороде выращивала турнепс «Снежок» и капусту «Красная барабанная», салат «Батский», цветную капусту «Святогеоргиевская» и лук «Герой Рушэм-Парка». В память о мистере Э. Джонсе она растила больше фасоли, чем ей требовалось: «Ножички-в-футляре» и «Крашеную леди», «Золотую масляную» и «Алого императора». Ни одна из этих фасолин, на ее взгляд, не стоила черного бархата.
Разумеется, ей было скучно, но ведь в Ингленд она вернулась не как фанатичка, а скорее как перелетная птица. Она ни с кем не спала, старела, наизусть знала контуры своего одиночества. Она не была уверена, правильно ли поступила сама и правильно ли поступил Ингленд – может ли нация вывернуть наизнанку свои обычаи и жизненный путь? Что это, массовое помешательство на анахронизмах, как утверждает «Таймс», или черта, изначально таившаяся в натуре, в истории народа? Дивная новая идея, стремление к духовному возрождению и нравственной самодостаточности – как утверждают политики? Или всего лишь неизбежная, вынужденная реакция на экономический крах, массовую эмиграцию и месть Европы? В деревне подобные вопросы не обсуждались – и это, возможно, означало, что страна наконец-то выздоровела от своей нервной, псориазообразной рефлексии.
А со временем и сама Марта вписалась в деревню, ибо перестала терзаться своими особыми личными проблемами. Она больше не устраивала сама с собой дебаты о том, является ли жизнь банальностью, и если да, то что из этого проистекает. Но все равно не разобралась, чему обязана этим новообретенным покоем – зрелости или усталости. Теперь она ходила в церковь в качестве деревенской жительницы, среди других деревенских, которые оставляли свои зонтики на крыльце с худой крышей и высиживали беззубые проповеди, меж тем как их желудки взывали к ноге ягненка, отданной по дороге в церковь пекарю, чтобы тот поджарил ее в своей печи. Яко твои есть лекарство, лилии, сказка: красивый стишок не хуже всех прочих.
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
«Не просто роман о музыке, но музыкальный роман. История изложена в трех частях, сливающихся, как трезвучие» (The Times).Впервые на русском – новейшее сочинение прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автора таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «Любовь и так далее», «Предчувствие конца» и многих других. На этот раз «однозначно самый изящный стилист и самый непредсказуемый мастер всех мыслимых литературных форм» обращается к жизни Дмитрия Шостаковича, причем в юбилейный год: в сентябре 2016-го весь мир будет отмечать 110 лет со дня рождения великого русского композитора.
Впервые на русском – новейший (опубликован в Британии в феврале 2018 года) роман прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, командора Французско го ордена искусств и литературы, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии. «Одна история» – это «проницательный, ювелирными касаниями исполненный анализ того, что происходит в голове и в душе у влюбленного человека» (The Times); это «более глубокое и эффективное исследование темы, уже затронутой Барнсом в „Предчувствии конца“ – романе, за который он наконец получил Букеровскую премию» (The Observer). «У большинства из нас есть наготове только одна история, – пишет Барнс. – Событий происходит бесчисленное множество, о них можно сложить сколько угодно историй.
Впервые на русском — новейший роман, пожалуй, самого яркого и оригинального прозаика современной Британии. Роман, получивший в 2011 году Букеровскую премию — одну из наиболее престижных литературных наград в мире.В класс элитной школы, где учатся Тони Уэбстер и его друзья Колин и Алекс, приходит новенький — Адриан Финн. Неразлучная троица быстро становится четверкой, но Адриан держится наособицу: «Мы вечно прикалывались и очень редко говорили всерьез. А наш новый одноклассник вечно говорил всерьез и очень редко прикалывался».
Казалось бы, что может быть банальнее любовного треугольника? Неужели можно придумать новые ходы, чтобы рассказать об этом? Да, можно, если за дело берется Джулиан Барнс.Оливер, Стюарт и Джил рассказывают произошедшую с ними историю так, как каждый из них ее видел. И у читателя создается стойкое ощущение, что эту историю рассказывают лично ему и он столь давно и близко знаком с персонажами, что они готовы раскрыть перед ним душу и быть предельно откровенными.Каждый из троих уверен, что знает, как все было.
Впервые на русском – новейший роман современного английского классика, «самого изящного стилиста и самого непредсказуемого мастера всех мыслимых литературных форм» (The Scotsman). «„Элизабет Финч“ – куда больше, чем просто роман, – пишет Catholic Herald. – Это еще и философский трактат обо всем на свете».Итак, познакомьтесь с Элизабет Финч. Прослушайте ее курс «Культура и цивилизация». Она изменит ваш взгляд на мир. Для своих студентов-вечерников она служит источником вдохновения, нарушителем спокойствия, «советодательной молнией».
Острое социальное зрение отличает повести ивановского прозаика Владимира Мазурина. Они посвящены жизни сегодняшнего села. В повести «Ниночка», например, добрые работящие родители вдруг с горечью понимают, что у них выросла дочь, которая ищет только легких благ и ни во что не ставит труд, порядочность, честность… Автор утверждает, что что героиня далеко не исключение, она в какой-то мере следствие того нравственного перекоса, к которому привели социально-экономические неустройства в жизни села. О самом страшном зле — пьянстве — повесть «Дурные деньги».
Книга посвящена французскому лётчику и писателю Антуану де Сент-Экзюпери. Написана после посещения его любимой усадьбы под Лионом.Травля писателя при жизни, его таинственное исчезновение, необъективность книги воспоминаний его жены Консуэло, пошлые измышления в интернете о связях писателя с женщинами. Всё это заставило меня писать о Сент-Экзюпери, опираясь на документы и воспоминания людей об этом необыкновенном человеке.
«Старый дом на хуторе Большой Набатов. Нынче я с ним прощаюсь, словно бы с прежней жизнью. Хожу да брожу в одиноких раздумьях: светлых и горьких».
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?
Этот роман покрывает весь ХХ век. Тут и приключения типичного «совецкого» мальчишки, и секс, и дружба, и любовь, и война: «та» война никуда, оказывается, не ушла, не забылась, не перестала менять нас сегодняшних. Брутальные воспоминания главного героя то и дело сменяются беспощадной рефлексией его «яйцеголового» альтер эго. Встречи с очень разными людьми — эсэсовцем на покое, сотрудником харьковской чрезвычайки, родной сестрой (и прототипом Лолиты?..) Владимира Набокова… История одного, нет, двух, нет, даже трех преступлений.