Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - [96]
Тем временем в Лондон был вызван Филби и в период между 12 и 16 июня подвергся допросу в МИ-5>12. Следователи в первую очередь интересовались, как Бёрджесс сумел узнать личность Гомера. Лиддел, который не мог поверить, что его коллеги по разведке могут быть замешаны, попытался продумать возможные сценарии: «Лично я не считаю невероятным, что бумаги, относящиеся к Маклину, могли оказаться на столе у Кима, а Бёрджесс вошел в комнату, когда Кима там не было. Или Бёрджесс мог что-то узнать из общих административных проверок, проводимых в посольстве под руководством Бобби Маккензи, хотя считалось, что при этом принимаются все возможные меры предосторожности»[807].
Но, вспоминая дело Константина Волкова, даже Лидделл понимал, что все выглядит крайне неблагоприятно для его друга. «Один из агентов британской разведки, по словам Волкова, глава департамента СЕ. Ким в то время был главой R5»[808].
Представители МИ-5 отрабатывали информацию по всем кембриджским коммунистам – сверстникам Бёрджесса и его близким контактам. Начались допросы. Джек Хьюит был вызван на беседу к Джиму Скардону в Карлтон-Хаус-Террас. «Это была маленькая комнатка, выкрашенная, как все официальные учреждения, в коричневый и кремовый цвета. Там был стол и три стула. На столе стоял телефон. Окно выходило на Молл», – вспоминал Хьюит. Скардон закурил трубку и начал разговор. «Он выглядел очень важным и авторитетным. У него был мягкий, хорошо поставленный голос и коварные манеры. Я очень старался отвечать, но не сказал ему все, что я знаю, или думал, что знаю»[809].
Розамунд Леман впоследствии утверждала, что сама обратилась к Стюарту Мензису, главе МИ-6, в пятницу и на следующей неделе была допрошена МИ-5 в «Мьюз-Хаус на Мейфэр», где рассказала о своих подозрениях в отношении Бёрджесса, Бланта и Риса. Однако в соответствующем деле МИ-5 сказано, что «она не сказала почти ничего ценного»[810]. Поллок был допрошен МИ-5 12 июня. Он сообщил, что ближайшими друзьями Бёрджесса после Бланта были У.Х. Оден, Кристофер Ишервуд, Том Уайли, Горонви Рис, Эллис Уотерхаус, Виктор Ротшильд и Исайя Берлин[811].
Кристофер Ишервуд, беседа с которым прошла 18 июня, назвал Бёрджесса «напористым и в высшей степени честолюбивым человеком, который стремился находиться близко к властям предержащим в британской системе иностранных дел»[812]. Мура Будберг, в отношении которой тоже было начато расследование, использовалась для получения информации от кружка Бёрджесса, в том числе от Джеймса Клагмена, который, как считалось, тоже замешан в побеге. Питер Поллок, Джеральд Гамильтон, Филипп Тойнби, Эндрю Реваи и Джеймс Макгиббон были включены в список особого внимания в портах. Телефоны многих прослушивались, в том числе телефон Бассетов[813].
Для Джона Лемана побег стал «небольшим, но очень сильным землетрясением в относительно тесном интеллектуальном мире нашего поколения». Все новые и новые члены круга Бёрджесса вызывались на допросы и называли друг друга. Он и сам пострадал после того, как личное письмо о сбежавших дипломатах, отправленное Стивену Спендеру, было передано журналисту. В результате возник раскол между старыми друзьями в литературных кругах. Они чувствовали себя преданными друг другом[814].
Тесс и Виктор Ротшильд «считали, что было некоторое число людей, которые в университете имели «левое» прошлое, а в теперешних обстоятельствах помогут властям. …Они обдумывали возможность пойти к этим людям и потребовать, чтобы они выполнили свой долг; а если нет, они были готовы взять дело в свои руки», – писал в своем дневнике Лидделл[815].
Единственным человеком, судя по всему не попавшим под подозрение, по крайней мере Гая Лидделла, хотя его осаждала пресса и назвал Рис, был Блант. 12 июня Лидделл писал в своем дневнике: «Я уверен, что Энтони никогда сознательно не сотрудничал с Бёрджессом в любой деятельности, которую тот мог вести от имени Коминтерна»[816].
Подозрения в укрывательстве ширились, в палате общин задавались все новые вопросы, в Форин Офис готовились заявления. Знали ли власти о коммунистических симпатиях Бёрджесса? Почему он не был подвергнут самой тщательной проверке? Ответ МИ-5 был неискренним. Как записал Лидделл в дневнике, «согласно нашему ответу, Бёрджесс никогда не использовался МИ-5, но во время войны мы имели с ним контакт, в связи с информацией, которую он получал от своего друга Эрика Кесслера относительно немецкой деятельности. Форин Офис попросил нас проверить Бёрджесса в январе 1950 года, и мы ответили, что хотя не располагаем достоверной информацией против него, но считаем его неблагонадежным и не заслуживающим доверия»[817].
Спустя шесть дней Лидделл признался в своем дневнике: «Наши вернулись около полудня. Похоже, им не удалось утихомирить Гувера. Единственная проблема – мы не сказали ФБР о нашем шорт-листе»[818]. Это было не совсем так. Американцы требовали ответа и подчеркивали важность совместной линии, но это не находило отклика в Лондоне.
ФБР начало собственное расследование. Американцы искали брошенную машину Бёрджесса, которая предоставила самые разные материалы, среди которых были книги Джейн Остин и Сомерсета Моэма, карты Каролины, Виргинии, Делавэра и Мэриленда, фотография мальчика и девочки в возрасте около шести лет. Еще там была сотня копий графиков «Оборонные расходы в процентах от национального дохода», где сравнивалась Британия и США в 1943–1950 годах, а также «Численность вооруженных сил в процентах к общей численности мужского населения в возрасте 18–44 лет»
