Ангелы Тьмы - [22]

— Я знаю, что ты сделал! — проревел капеллан-дознаватель прямо в ухо Астеляна. — Существуют данные Администратума, результат переписи на Тарсисе, им менее десяти лет, их сделали до вашего прибытия, перед войной, когда ещё не было твоего кровавого режима. Мы проверили записи, население Тарсиса составляло около восьмисот миллионов человек. Когда ты пришел к власти, ты делал очень хорошие записи. Были переписаны твои солдаты, твои рабочие, руководители и члены их семей. Я видел эти записи перед самым отъездом. Ты не солгал, когда сказал, что за тебя отдало жизнь целое поколение. В твоих записях значатся двести или двести пятьдесят миллионов людей, от населения, которое ты вызвался хранить, осталась только четверть!

— Война требует жертв, жертвы были принесены, разве ты не понимаешь? — закричал Астелян в ответ.

— Ты, клятвопреступник, предатель собственного Примарха, виновен в массовом геноциде… — голос капеллана упал до ядовитого шипения.

— И ты это говоришь с чистой совестью? — сплюнул Астелян. — У Темных Ангелов руки не в крови?

— О, я согласен, результат сражений это жертвы и смерть, — ответил Борей с гримасой. — Я понимаю, что мы живем в жестокой вселенной, души Империума неисчислимы, и каждую минуту умирают миллионы. Темные Ангелы очищали миры, для которых искупление невозможно, и мы делали это с радостью, ибо знали, что действуем ради будущей безопасности. Истинно сказано, что момент слабости приводит к жизни в ереси.

— Тогда вы меня поймете! — Астелян ощутил проблеск радости.

Впервые за два столетия у него возникла надежда — вдруг все-таки остались те, у кого хватит характера сделать Империум достойным Императора. Может быть, Темные Ангелы не пали так низко, как ему пытались внушить.

— Вы признаете, что были неправы, когда атаковали меня?

— Никогда! — отрезал Борей, сжимая лицо Астеляна в обеих руках, рот капеллана скривился в дикой гримасе. — Триста миллионов тарсиан умерли уже после завершения войны, когда ты узурпировал власть. Ты вкусил крови, и ты хотел больше. Развращённый и порочный, ты наслаждался ужасом подвластных людей! Те, которые не служили в твоих священных отрядах, жили в страхе, при помощи которого ты правил! Не было общей мечты о величественном Империуме, не было общих усилий во имя службы Императору. Имелись только два миллиона наёмных убийц и двести миллионов запуганных рабов! Как мог командир ордена пасть так низко? Или, возможно, у вас всегда было так. Возможно, кровожадные маньяки были необходимы во время Великого Крестового Похода.

— Они были правы, десять тысяч лет без Императора ослабили вас, — Астелян отклонил обвинения капеллана и отвернулся.

— Кто "они"? — требовательно спросил Борей.

— Другие мне подобные, которых я встретил на своём долгом пути, те, которые прожили в вашей вселенной дольше, чем прожил я. Я от них многому научился, — ответил Астелян.

— Был ли Хорус слаб, когда повел свои легионы против Императора, или он был силен, потому что оставлял после себя разруху и опустошение? — спросил Борей, разжимая хватку и отступая.

— Ты сравниваешь меня с проклятым Воителем? — Астелян запрокинул голову, уставившись на Борея. — Ты думаешь, что я хотел этих смертей, жаждал пролития крови?

— Я думаю, что вина за совершенные грехи свела тебя с ума, — ответил Борей. — Ты потерял ясность суждений, больше не годился в командиры ордена и, когда твоё падение стало явным, ты попытался окунуться в кровопролитие и ужас. Разве крики страха могут заглушить проклинающие ренегата голоса? Разве кровь трехсот миллионов людей, которых ты якобы защищал, способна смыть пятно предательства?

— Был риск потерять все, за что мы боролись с таким трудом, и я не мог допустить этого, — объяснил Астелян, опустив голову обратно на плиту и уставившись на ровный камень потолка. — Я не мог потворствовать новым изменам, вроде тех, от которых мы страдали на Калибане. Следовало остерегаться сомнений, слухов, ропота, которые разъедают сердца и разрушают волю, мешают людям подняться и взять своё по праву.

— Итак, ты встал и заявил, что обнаружилось, оказывается, кое-что твоё? — спросил Борей.

— После войны наступили долгие торжества, но, как это обычно бывает, эйфория у людей в конце-концов прошла, — ответил опечаленный воспоминаниями Астелян.

Хотя он и знал о слабости обычных людей, но все равно не мог понять её до конца. — Не имея врага, чтобы с ним бороться, тарсиане позабыли обо всем, что их связывало, — продолжал он. — Начался ропот, направленный против нового положения вещей, правда, не явный и не доказуемый, пока только зародыш недовольства. Появились идеи насчёт того, что священные отряды следовало бы разоружить, раз война с мятежниками закончена, то, мол, нет необходимости в такой армии. Люди не понимали, что победа в войне на Тарсисе — лишь первый шаг на пути к великой славе. Закалённые в боях, священные отряды пригодились бы Императору. Дух Великого Крестового Похода ещё горел в моем сердце, а на Тарсисе имелась сила, готовая продолжить миссию, которую другие отринули.

— Ты собирался начать завоевательную войну, чтобы распространить свою власть на другие миры вокруг Тарсиса?