Ангелы с плетками - [8]
Любопытным способом Диана переиначивает символические ряды Батая, словно конкретизируя их практическое значение. В этом смысле можно интерпретировать роль котенка по имени Незабудка, который заставляет вспомнить о первой главе батаевской повести, называвшейся «Кошачий глаз». Однако если в «Истории глаза» кошачий глаз порождает бесконечный метафорический ряд, то у Дианы кошка превращается в инструмент для получения сексуального удовольствия. И хотя в ее романе есть сцены, где кошка «наблюдает», это лишь констатация факта, который включается в серию повторов, связанных с тем, что эротическое зрелище действует возбуждающе.
В «Ангелах с плетками» можно увидеть и переосмысление проблемы сакрального. Правда, упоминания о церкви и священнике не приводят к дебошу в святых местах (как это было у Батая), но практически все эротические сцены построены по трансгрессивному принципу: персонажи получают удовольствие, испытывая ужас и подчас отвращение, а кульминацией становится заключительная сцена изнасилования Урсулы, в которой фактически описывается жертвоприношение.
За всеми этими и многими другими литературными и философскими играми скрывается довольно парадоксальная позиция автора романа. Диана не делает никаких выводов из текста, остается открытым вопрос о том, зачем Виктория «воспроизводила свой мрачный и необычайный рассказ»? Родственник, нашедший дневник Виктории, высказывается о нем с подчеркнутой дистанцией: «Все это крайне чуждо моему опыту и моим представлениям, и я вовсе не способен это истолковывать». Но этот нарочитый дидактизм таит в себе некое издевательство — ведь именно этот человек предает огласке тайные письмена Виктории. Позиция Дианы — в высшей степени ироническая. Диана явно издевается над здравым смыслом, о чем свидетельствует откровенно лицемерное предисловие «члена семьи». Вдохновляясь «Историей глаза», она нарочито упрощает батаевские образы, придавая им утилитарное значение, превращая их в сексуальные игрушки, но вряд ли стоит видеть в этом некое серьезное намерение. Ирония Дианы перерабатывает все на своем пути, создавая своеобразный синтез, в котором отсутствует любой догматизм.
Диана Батай умерла 5 января 1989 года в Париже.
«Это была громогласная женщина, ненавидевшая систему медицинского страхования… Она была одержима эротическими романами, у ее изголовья лежала "Эммануэль"», — вспоминал литературовед Мишель Конта.
Жюли, дочь Жоржа Батая и Дианы, — поэт. Она опубликовала две книги стихов «Бревна и безумная рыба» («Grumes et poisson fou», 1997) и «Очарования» («États de charme», 2003, совместно с Ивом Ро), в которых нет ни капли непристойности.
Е. Д. Гальцова
Диана Батай
Ангелы с плетками
(Написано одним из членов семьи)
Семья у нас большая. Эмиграция, международные конфликты, договоры, подписанные для их прекращения, потеря одних колоний и приобретение других — словом, нас рассеяла череда непрестанных перемен длиною в сотню лет. У меня нет родины, но мои дальние корни — в Англии.
Я инженер. Живу в Новом Свете. Иногда по делам возвращаюсь в Старый. Я давно отказался от некогда серьезного, беспокойного стремления выяснить свое происхождение. В молодости я мучительно желал узнать, кто я и откуда веду свой род. Теперь я постарел.
Недавно умерла моя старая тетушка по материнской линии и в своем завещании оставила мне дом в Э–, под Лондоном. Я поехал туда, поскольку… поскольку был обязан. Эти обязательства налагает собственность, которая мне и не по душе. Собственность требует присмотра. Акты, юристы, чиновники-регистраторы, закладные, налоги, документы — все это наваливается на тебя и тяготит.
Мне показалось, что лучше всего продать дом — унылую хаотичную громадину, которую в наши дни никто не рискнет содержать и даже не попытается сохранить. Но прежде чем этот склад невыразимых викторианских ужасов будет целиком выставлен на продажу, мне хотелось пересмотреть мебель и разнообразный хлам. Я вовсе не желал хоть что-либо спасти: подобная мебель обычно никуда не годится. Я просто решил взглянуть, что там есть интересного, прежде чем все это рассредоточится дальше.
Для детей чердак обладает неким мрачным очарованием. Мальчишкой я шутки ради выбрал себе мебель, которую мне «хотелось», и вспомнил теперь парочку красивых опаловых ламп, очаровавших меня много лет назад, когда я проводил в Э— летние каникулы. На мой вопрос, что сталось с этими лампами, миссис Г–, экономка, ответила, что одна из них разбилась, но вторая по-прежнему валяется на чердаке.
Она стояла на огромном сундуке, все так же сияя молочной белизной, несмотря на толстый слой жирной пыли. Довольный этим открытием, я продолжил поиски. У меня было несколько связок ключей к разным комодам и ящикам стола и, вспоминая события тридцатипятилетней давности (если я вообще о чем-либо думал), я начал рассеянно вставлять ключи поменьше в различные сундуки и саквояжи, открывать их и бесцельно рыться в содержимом: груды хлама, спрятанного в этих позабытых тайниках, смешили меня и изумляли.
Я делал это машинально, без определенной цели и, в конце концов, наткнулся на пухлый несессер из крокодильей кожи. Он был старый: кожа настолько высохла, что, когда я раскрыл его, она лопнула с громким треском. Внутри все еще блестела светло-коричневая муаровая подкладка, но щетки с серебряными колодками и затычки для флаконов почернели от налета. Эта реликвия по-прежнему источала слабый затхлый аромат. Там были собраны всевозможные приспособления, которые могли понадобиться женщине в поездке: превосходный маникюрный набор, крючки для пуговиц, рожки для обуви, множество иголок и нитки, ножницы, зеркальце, маленькие щипцы для завивки и небольшая спиртовка для их нагревания. Я осмотрел все эти вещи. Аккуратно, почтительно вынул их, сдул пыль и, словно пытаясь навести порядок в прошлом, разложил на полу стройными рядами.
«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
«Человеческий ум не только вечная кузница идолов, но и вечная кузница страхов» – говорил Жан Кальвин. В глубине нашего страха – страх фундаментальный, ужасное Ничто по Хайдеггеру. Чем шире пустота вокруг нас, тем больше вызываемый ею ужас, и нужно немалое усилие, чтобы понять природу этого ужаса. В книге, которая предлагается вашему вниманию, дается исторический очерк страхов, приведенный Ж. Делюмо, и философское осмысление этой темы Ж. Батаем, М. Хайдеггером, а также С. Кьеркегором.
Три тома La part maudite Жоржа Батая (собственно Проклятая доля, История эротизма и Суверенность) посвящены анализу того, что он обозначает как "парадокс полезности": если быть полезным значит служить некой высшей цели, то лишь бесполезное может выступать здесь в качестве самого высокого, как окончательная цель полезности. Исследование, составившее первый том трилогии - единственный опубликованный еще при жизни Батая (1949), - подходит к разрешению этого вопроса с экономической точки зрения, а именно показывая, что не ограничения нужды, недостатка, но как раз наоборот - задачи "роскоши", бесконечной растраты являются для человечества тем.
Том литературной прозы крупнейшего французского писателя и мыслителя XX века Жоржа Батая (1897–1962) включает романы и повести «История глаза», «Небесная синь», «Юлия», «Невозможное», «Аббат С.» и «Divinus Deus», первой частью которого является «Мадам Эдварда». Стремясь к «невозможному» мистическому опыту, герои Батая исследуют мрачные, зачастую отталкивающие глубины человеческой психики, разврат служит им средством религиозных исканий.Издание снабжено богатым научным аппаратом и предназначено как специалистам по современной литературе и культуре, так и более широкой аудитории.http://fb2.traumlibrary.net.
Говорила мне мама в детстве: никогда не садись в машину к незнакомцам, не подходи к подозрительным личностям, тем более на безлюдной улице, но что делать, если пожилой человек схватился за сердце, готовый осесть на землю. Естественно, кинуться на помощь. Только вот старикашка оказался совсем не болен и вместо того, чтобы принять предложенную помощь, подложил знатную свинью. В итоге я оказалась в совершенно незнакомом мире с варварскими обычаями, в чужом теле и… рабском ошейнике, одной из сотни гонимых мужчин и женщин на невольничий рынок Таргезии.
Давным-давно обманщик Локи пытался украсть золотые яблоки бессмертия. Но зачем? Что он собирался с ними делать? Совсем недавно смертная жена Локи, Каролина, родила их первенца. Родители, лишенные сна, изо всех сил пытаются насладиться своей первой спокойной ночью за последние нескольких месяцев, но старая песня рождает старые воспоминания, и Каролина наконец-то узнает мрачную, душераздирающую историю о том, почему Локи попытался украсть волшебные яблоки Идунны. И что он потерял при этой попытке. Переведено специально для группы ˜"*°†Мир фэнтези†°*"˜: http://vk.com/club43447162.
Для Кота и его друзей наступила пора нового испытания. Их всех ждала Академия. Чем обернётся новая встреча с Дмитрием? Каким окажется на пробу Илья Разумовский, тот, кто может унаследовать титул князя? И проявят ли себя враги? Коту, всегда остро ощущающему опасность, теперь нужно быть всегда на стороже. Всегда жить в предчувствии атаки…
Похоже, я слишком долго писала эту историю. Я забыла о тебе раньше, чем закончила ее писать. Так что теперь могу смело добавить: Все персонажи этой истории – вымышлены. Любое совпадение с реальностью – случайно.
Это книга о том, как из людей получаются волшебники. Это не так уж сложно — надо только попасть в ловушку, оказаться в Лабиринте и последовательно пройти семь перевоплощений.Сначала надо стать Красной Девой, потом — Оранжевым Гномом, потом — кем-то жёлтым, а кем, я уже и не помню, так как читал эту книгу слишком давно. А вы можете прочитать ее прямо сейчас — во всяком случае, первую глобулу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Дом Аниты» — эротический роман о Холокосте. Эту книгу написал в Нью-Йорке на английском языке родившийся в Ленинграде художник Борис Лурье (1924–2008). 5 лет он провел в нацистских концлагерях, в том числе в Бухенвальде. Почти вся его семья погибла. Борис Лурье чудом уцелел и уехал в США. Роман о сексуальном концлагере в центре Нью-Йорка был опубликован в 2010 году, после смерти автора. Дом Аниты — сексуальный концлагерь в центре Нью-Йорка. Рабы угождают госпожам, выполняя их прихоти. Здесь же обитают призраки убитых евреев.
У безумного монаха Медарда, главного героя «Эликсиров сатаны» — романа, сделавшего Э.Т.А. Гофмана (1776—1822) европейской знаменитостью, есть озорная сестра — «Сестра Моника». На страницах анонимно изданной в 1815 году книги мелькают гнусные монахи, разбойники, рыцари, строгие учительницы, злокозненные трансвеститы, придворные дамы и дерзкие офицеры, бледные девственницы и порочные злодейки. Герои размышляют о принципах естественного права, вечном мире, предназначении женщин, физиологии мученичества, масонских тайнах… В этом причудливом гимне плотской любви готические ужасы под сладострастные стоны сливаются с изысканной эротикой, а просветительская сатира — под свист плетей — с возвышенными романтическими идеалами. «Задираются юбки, взлетают плетки, наказывают, кричат, стонут, мучают.
От издателя Книги Витткоп поражают смертельным великолепием стиля. «Некрофил» — ослепительная повесть о невозможной любви — нисколько не утратил своей взрывной силы.Le TempsПроза Витткоп сродни кинематографу. Между короткими, искусно смонтированными сценами зияют пробелы, подобные темным ущельям.Die ZeitГабриэль Витткоп принадлежит к числу писателей, которые больше всего любят повороты, изгибы и лабиринты. Но ей всегда удавалось дойти до самого конца.Lire.
«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.