Ангелы с плетками - [12]
— Похоже, ты — плакса. Так? Надеюсь на это.
Лицо у меня вспыхнуло, и я это почувствовала.
Наверное, зрелище было неприглядное, поскольку Анджела, стоявшая рядом с братом, поцеловала меня, а затем, повернувшись к Кеннету, улыбнулась и насмешливо ему подмигнула. Этого я уже не могла вынести и готова была разреветься у всех на виду. Но тут Анджела ласково обняла меня и, взяв под руку, сказала:
— Дорогая Виктория, ты не покажешь мне мою комнату?
С огромной радостью! А еще с благодарностью за то, что она помогла мне скрыть мою неловкость. Я почти успокоилась, когда, поцеловав в губы, Анджела похвалила меня за то, что я так красиво развесила цветы.
В эту минуту я подумала об Урсуле и вновь почувствовала неприязнь.
Анджела прелестна. Волосы у нее темные, как у Кеннета, но кудрявые, а глаза такие же синие, с длинными черными ресницами, отбрасывающими на щеки темные тени. Кожа напоминает своим слабым розовым оттенком лепестки роз. И ни единой веснушки!
Я не знала, что сказать, и молча любовалась ею.
Она села перед зеркалом, чтобы снять шляпку. Ее отражение улыбнулось мне из зеркала.
— Я так взопрела после всех этих поездок, — сказала она. — Помоги мне чуть-чуть расстегнуться?
Я помогла ей распахнуть верх платья и с изумлением заметила, что под ним ничего нет, кроме очень тугого белого корсета. Взглянув в зеркало у нее из-за спины, я увидела, что к обеим пластинкам из китового уса, на уровне розовых сосков, прикреплены два маленьких заостренных металлических конуса. Я никогда не видела подобных корсетов и не знаю, что побудило меня вытянуть руку и потрогать одно острие. В тот же миг Анджела подалась вперед.
Резко вскрикнув от боли, — наверное, это напомнило выстрел в тишине, — я отдернула палец. На нем выступила кровь. Мне стало очень стыдно за свою несдержанность, и я не знала, что сказать, но Анджела лишь рассмеялась и, схватив меня за руку, к моему смущению, начала сосать мой палец, пока он не занемел, и тут я попросила ее остановиться.
— Больно было? — спросила она.
— Ой, да, — ответила я.
Тогда она вздохнула и откинулась на спинку стула с таким видом, будто вот-вот лишится чувств.
Я помчалась за водой, стоявшей на тумбочке, вместе с тем поражаясь, какое чуткое у Анджелы сердце. Но когда я вернулась со стаканом и графином, она уже полностью пришла в себя.
— Как жарко, — сказала она, а затем резко велела оставить ее одну.
Чем я вызвала ее раздражение? Я не знала, но хотела извиниться. Однако не отважилась и, сдержав слезы, в подавленном настроении на цыпочках вышла.
Я не заметила, как на пальце снова выступила кровь, испачкав мое лучшее платье. Я попросила миссис Перкинс почистить его, и, несмотря на мои возражения, она все же перевязала мне палец. Она была так взволнована, что даже не спросила, как это случилось.
Я не видела Анджелу до самого обеда, хоть и постояла немного в коридоре, надеясь, что она спустится и я смогу ей показать свою часть розария.
В открытое окно я увидела, как Кеннет задумчиво бродит по гравию дорожки перед лужайкой, беседуя с папой о будущем и о своих планах поступить осенью в Оксфорд. Сама мысль о том, что он так скоро уедет, была просто невыносима. Я вспыхнула, вспомнив, как он недавно назвал меня плаксой, и при мысли об этом унижении на глаза мне вновь навернулись слезы. Мне хотелось спуститься к ним, но я не могла — из-за робости.
Какое облегчение — наконец-то услышать звонок к обеду! Вообразите мою радость, когда меня посадили за столом рядом с ним, а с другой стороны от меня была Анджела!
Мама почти сразу уставилась на меня и спросила, что с пальцем. Что-то заставило меня солгать. Я ответила, что укололась за рукодельем… и даже не покраснела при этом. В ту же минуту Анджела протянула руку над моими ногами и положила ее Кеннету на колено. Она сделала это так быстро, что я подумала: не померещилось ли мне? Потом я заметила, как Кеннет кивнул ей, точно это был какой-то их тайный знак. Как жаль, что у меня нет брата, с которым я могла бы делиться секретами!
Я пыталась заговорить с Кеннетом, но всякий раз, когда открывала рот, к горлу подкатывал комок, и я вновь принималась за еду на тарелке. Наверное, Кеннет заметил мой испуг: к концу обеда, когда завязалась весьма оживленная беседа о восстании туземцев и Глостерширском полке, и все развеселились, он взял меня за руку и положил ее себе на ногу. — Уже лучше? — спросил он громким шепотом. Я кивнула в ответ, почувствовав, как что-то нежное и одновременно твердое зашевелилось на дне его кармана, и с ужасом предположив, что, возможно, это — ручной мышонок. Но ради дружбы с Кеннетом я готова было вынести что угодно и гладила его, сколько хватало смелости, пока мисс Перкинс не посмотрела на меня сурово, чтобы я вытащила руки из-под стола.
После обеда все пошли гулять в парк. Когда мы собрались на лужайке за чаем, мне показалось, будто мои кузен и кузина жили здесь всегда, и я забыла о самом существовании Урсулы. Но она была тут как тут. Вся разгоряченная и сердитая, она сказала, что ищет меня повсюду битый час. Я познакомила ее с Кеннетом и Анджелой. И тогда она начала так позорно жеманничать, что я вздохнула с огромным облегчением, когда она наконец ушла. Хотя Урсуле уже шестнадцать и она ровесница Анджелы, клянусь: между ними нет ничего общего! И я рада, что оба моих родственника не обратили внимания на ее клоунаду.
«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
«Человеческий ум не только вечная кузница идолов, но и вечная кузница страхов» – говорил Жан Кальвин. В глубине нашего страха – страх фундаментальный, ужасное Ничто по Хайдеггеру. Чем шире пустота вокруг нас, тем больше вызываемый ею ужас, и нужно немалое усилие, чтобы понять природу этого ужаса. В книге, которая предлагается вашему вниманию, дается исторический очерк страхов, приведенный Ж. Делюмо, и философское осмысление этой темы Ж. Батаем, М. Хайдеггером, а также С. Кьеркегором.
Три тома La part maudite Жоржа Батая (собственно Проклятая доля, История эротизма и Суверенность) посвящены анализу того, что он обозначает как "парадокс полезности": если быть полезным значит служить некой высшей цели, то лишь бесполезное может выступать здесь в качестве самого высокого, как окончательная цель полезности. Исследование, составившее первый том трилогии - единственный опубликованный еще при жизни Батая (1949), - подходит к разрешению этого вопроса с экономической точки зрения, а именно показывая, что не ограничения нужды, недостатка, но как раз наоборот - задачи "роскоши", бесконечной растраты являются для человечества тем.
Том литературной прозы крупнейшего французского писателя и мыслителя XX века Жоржа Батая (1897–1962) включает романы и повести «История глаза», «Небесная синь», «Юлия», «Невозможное», «Аббат С.» и «Divinus Deus», первой частью которого является «Мадам Эдварда». Стремясь к «невозможному» мистическому опыту, герои Батая исследуют мрачные, зачастую отталкивающие глубины человеческой психики, разврат служит им средством религиозных исканий.Издание снабжено богатым научным аппаратом и предназначено как специалистам по современной литературе и культуре, так и более широкой аудитории.http://fb2.traumlibrary.net.
Говорила мне мама в детстве: никогда не садись в машину к незнакомцам, не подходи к подозрительным личностям, тем более на безлюдной улице, но что делать, если пожилой человек схватился за сердце, готовый осесть на землю. Естественно, кинуться на помощь. Только вот старикашка оказался совсем не болен и вместо того, чтобы принять предложенную помощь, подложил знатную свинью. В итоге я оказалась в совершенно незнакомом мире с варварскими обычаями, в чужом теле и… рабском ошейнике, одной из сотни гонимых мужчин и женщин на невольничий рынок Таргезии.
Давным-давно обманщик Локи пытался украсть золотые яблоки бессмертия. Но зачем? Что он собирался с ними делать? Совсем недавно смертная жена Локи, Каролина, родила их первенца. Родители, лишенные сна, изо всех сил пытаются насладиться своей первой спокойной ночью за последние нескольких месяцев, но старая песня рождает старые воспоминания, и Каролина наконец-то узнает мрачную, душераздирающую историю о том, почему Локи попытался украсть волшебные яблоки Идунны. И что он потерял при этой попытке. Переведено специально для группы ˜"*°†Мир фэнтези†°*"˜: http://vk.com/club43447162.
Для Кота и его друзей наступила пора нового испытания. Их всех ждала Академия. Чем обернётся новая встреча с Дмитрием? Каким окажется на пробу Илья Разумовский, тот, кто может унаследовать титул князя? И проявят ли себя враги? Коту, всегда остро ощущающему опасность, теперь нужно быть всегда на стороже. Всегда жить в предчувствии атаки…
Похоже, я слишком долго писала эту историю. Я забыла о тебе раньше, чем закончила ее писать. Так что теперь могу смело добавить: Все персонажи этой истории – вымышлены. Любое совпадение с реальностью – случайно.
Это книга о том, как из людей получаются волшебники. Это не так уж сложно — надо только попасть в ловушку, оказаться в Лабиринте и последовательно пройти семь перевоплощений.Сначала надо стать Красной Девой, потом — Оранжевым Гномом, потом — кем-то жёлтым, а кем, я уже и не помню, так как читал эту книгу слишком давно. А вы можете прочитать ее прямо сейчас — во всяком случае, первую глобулу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Дом Аниты» — эротический роман о Холокосте. Эту книгу написал в Нью-Йорке на английском языке родившийся в Ленинграде художник Борис Лурье (1924–2008). 5 лет он провел в нацистских концлагерях, в том числе в Бухенвальде. Почти вся его семья погибла. Борис Лурье чудом уцелел и уехал в США. Роман о сексуальном концлагере в центре Нью-Йорка был опубликован в 2010 году, после смерти автора. Дом Аниты — сексуальный концлагерь в центре Нью-Йорка. Рабы угождают госпожам, выполняя их прихоти. Здесь же обитают призраки убитых евреев.
У безумного монаха Медарда, главного героя «Эликсиров сатаны» — романа, сделавшего Э.Т.А. Гофмана (1776—1822) европейской знаменитостью, есть озорная сестра — «Сестра Моника». На страницах анонимно изданной в 1815 году книги мелькают гнусные монахи, разбойники, рыцари, строгие учительницы, злокозненные трансвеститы, придворные дамы и дерзкие офицеры, бледные девственницы и порочные злодейки. Герои размышляют о принципах естественного права, вечном мире, предназначении женщин, физиологии мученичества, масонских тайнах… В этом причудливом гимне плотской любви готические ужасы под сладострастные стоны сливаются с изысканной эротикой, а просветительская сатира — под свист плетей — с возвышенными романтическими идеалами. «Задираются юбки, взлетают плетки, наказывают, кричат, стонут, мучают.
От издателя Книги Витткоп поражают смертельным великолепием стиля. «Некрофил» — ослепительная повесть о невозможной любви — нисколько не утратил своей взрывной силы.Le TempsПроза Витткоп сродни кинематографу. Между короткими, искусно смонтированными сценами зияют пробелы, подобные темным ущельям.Die ZeitГабриэль Витткоп принадлежит к числу писателей, которые больше всего любят повороты, изгибы и лабиринты. Но ей всегда удавалось дойти до самого конца.Lire.
«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.