Ангелы одиночества - [75]
"Такой тонкий и изящный, в очках в роговой оправе и всегда в каком-нибудь красивом галстуке, ты его видел в Нью-Йорке, в Ремо, но не помнишь", говорит Ирвин. "Из Хартцджоновской тусовки - "
Тонкие чайные чашечки - может и интересно было бы послушать как у него катит спонтанное стихосложение, но я не смогу усидеть слушая эту продукцию его печатной машинки, наверняка это очередная попытка подражания какому-нибудь из лучших поэтов современности, ну в крайнем случае будет что-то приближающееся к этому уровню - нет, лучше я буду выслушивать новые рафаэлевы словесные бомбы, а больше всего на самом-то деле мне хотелось бы услышать поэму написанную Лазарусом
Роза медленно и внимательно пробирается сквозь сан-францискские потоки транспорта, и я не могу удержаться от мысли "Если бы за рулем был старина Коди то мы успели бы уже за это время смотаться туда и обратно" - Забавно что сам Коди никогда не ходит на поэтические чтения или другие подобные формальности, только однажды он пришел как-то, в честь первого чтения стихов Ирвина, и когда тот проревел свое последнее стихотворение и в зале воцарилась полная тишина, то именно Коди, одетый в свой воскресный костюм, подошел и пожал руку поэту (своему братишке Ирвину, с которым он мотался автостопом через все Техасы и Апокалипсисы 1947 года) - я всегда вспоминаю это как символичный и прекрасный скромный акт дружбы и хорошего вкуса Стиснутые в машине коленями и висящие вниз головой мы заинтересованно вертим головами, пока Роза пытается припарковать свою машину в узкий пустой проем - "Окей, окей, еще чуток, подверните колесо". И она кивает "ну да конечно " и мне хочется сказать "Ах Рози ну почему ж ты не осталась дома есть шоколадные конфеты и читать Босуэлла, вся эта светская жизнь не принесет тебе ничего хорошего, только новые морщины беспокойства на твоем лице - а светская улыбка это просто обнаженная полоска зубов."
Но зал чтений уже забит прибывшими заранее, уже тут и девушка-билетерша, и программки, и мы садимся в кружок разговаривая, и в конце мы с Ирвином сваливаем купить четверть галлона сотерна чтобы подразвязались языки - А вообще тут вполне мило, Дональд уже здесь, он один, девушка уехала куда-то, и он оживленно болтает отпуская маленькие забавные шуточки - Лазарус стоит где-то позади, и я пристраиваюсь с бутылочкой - Роза привезла нас сюда и теперь ее работа закончена, она заходит и садится в зале, она была Матерью везущей на Небеса Повозку, полную ее маленьких детей которые не верят что в доме приключился пожар
Больше всего лично меня интересует то что после должна состояться вечеринка в большом доме, и с большой чашей пунша, но вот внутрь заходит Дэвид Д`Анжели, скользящей арабской походкой, улыбаясь, с очаровательной француженкой по имени Иветта под руку, и О он похож на какого-нибудь изящного прустовского героя, Священник, если Коди Проповедник то Дэвид Священник, но у него всегда найдется какая-нибудь красотка в запасе, и я уверен что Дэвида от принятия Пострига в каком-нибудь Католическом монастыре останавливает только то что он может захотеть жениться опять (он уже был женат однажды), и растить детей - из всех нас Дэвид самый красивый мужчина, у него идеальные черты лица, как у Тирона Пауэра, но более тонкие и таинственные, и он говорит с таким странным акцентом, что я и не знаю даже где он мог его подцепить - Наверное так выглядел бы араб выпускник Оксфорда, в Дэвиде есть что-то несомненно арабское, или арамейское (или карфагенское, как у Святого Августина) хотя на самом-то деле он сын покойного зажиточного итальянского торговца, и мать его живет в прекрасной квартире с роскошной мебелью красного дерева, и серебром, и кладовкой забитой итальянской ветчиной, сыром и вином - все домашнее - Дэвид он как святой, он и выглядит как святой, он один из тех изумительных людей которые в юности пытались перепробовать все виды порока ("Попробуй-ка эти таблетки", сказал он Коди при первой встрече, "это просто окончательный оттяг", так что Коди так и не осмелился их пробовать) - И вот сегодня Дэвид возлежит на кровати покрытой белым мохнатым покрывалом, с черной кошечкой, читая Египетскую Книгу Мертвых и передавая косяки по кругу, и разговаривает очень странно "Но как это чуу-ууудненько, ну праа-ааавда же" примерно говорит он, но когда "Ангел выбил у него почву из под ног" и ему открылось видение писаний Отцов Церкви, всех одновременно, ему было приказано вернуться к католической вере своих отцов, так что теперь из изысканного и чуть декадентствующего поэта-хипстера он превратился в изумительного Святого Августина отдавшего все пороки юности своей Видению Креста - Через месяц он уходит в траппистский монастырь на послушание - Дома перед причастием он врубает пластинки Габриэлли на полную громкость - Он доброжелательный, аккуратный, остроумный, любит все подробно разъяснять, и его не устаивают простые ответы - "Весь этот твой буддизм это просто отголоски манихейства, Дже-еек, посмотри этому факту в лицо - в конце концоув ты же был окрещен и говорить тут нэ о чем, понимаешь", и он поднимает изящно свою тонкую белую и нежную руку священника - И все же скользящей походкой своей он пришел сегодня на эти поэтические чтения, весь такой изысканный, прошел даже слух что он решил повременить с обращением и теперь вежливо замалчивает все вопросы на эту тему, и поэтому для него вполне естественно придти под руку с этакой великолепной Иветтой, и так идеально и со вкусом одетым в простой костюм с простым галстуком, и с этим свежевыстриженным ежиком придающим его миловидному лицу зрелый, возмужалый вид, так что за один год его лицо стало из юношески красивого красивым мужской красотой, и посерьезнело вдобавок
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.
"Бродяги Дхармы" – праздник глухих уголков, буддизма и сан-францисского поэтического возрождения, этап истории духовных поисков поколения, верившего в доброту и смирение, мудрость и экстаз.
После «Биг Сура» Керуак возвращается в Нью-Йорк. Растет количество выпитого, а депрессия продолжает набирать свои обороты. В 1965 Керуак летит в Париж, чтобы разузнать что-нибудь о своих предках. В результате этой поездки был написан роман «Сатори в Париже». Здесь уже нет ни разбитого поколения, ни революционных идей, а только скитания одинокого человека, слабо надеющегося обрести свое сатори.Сатори (яп.) - в медитативной практике дзен — внутреннее персональное переживание опыта постижения истинной природы (человека) через достижение «состояния одной мысли».
Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру. Единственный в его литературном наследии сборник малой прозы «Одинокий странник» был выпущен после феноменального успеха романа «В дороге», объявленного манифестом поколения, и содержит путевые заметки, изложенные неподражаемым керуаковским стилем.
«Ангелы Опустошения» занимают особое место в творчестве выдающегося американского писателя Джека Керуака. Сюжетно продолжая самые знаменитые произведения писателя, «В дороге» и «Бродяги Дхармы», этот роман вместе с тем отражает переход от духа анархического бунтарства к разочарованию в прежних идеалах и поиску новых; стремление к Дороге сменяется желанием стабильности, постоянные путешествия в компании друзей-битников оканчиваются возвращением к домашнему очагу. Роман, таким образом, стал своего рода границей между ранним и поздним периодами творчества Керуака.
Роман «На дороге», принесший автору всемирную славу. Внешне простая история путешествий повествователя Сала Парадайза (прототипом которого послужил сам писатель) и его друга Дина Мориарти по американским и мексиканским трассам стала культовой книгой и жизненной моделью для нескольких поколений. Критики сравнивали роман Керуака с Библией и поэмами Гомера. До сих пор «На дороге» неизменно входит во все списки важнейших произведений англоязычных авторов ХХ века.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».