Ангелы не бросают своих - [26]

— Ладно! — вдруг мило улыбнулась директриса. — Уговорили. Давайте документы вашего мальчика. Если у него такая группа поддержки… — Тут директриса из монстра превратилась в нормальную и даже симпатичную женщину. Женщина посмотрела на Васю и сказала: — Какой вы прекрасный человеческий экземпляр!

Вася церемонно поклонился.

Наверное, до того, как стать директором школы, директриса была учительницей биологии. Иначе бы она, конечно, не сказала про «экземпляр».

— Вот, смотрите. Записываю вашего мальчика двадцать шестым. В первый класс «Б». Здесь одна девочка у меня пока под вопросом. Двадцать шесть — это на одного больше, чем двадцать пять. А двадцать пять — предел для нашей школы.

— Спасибо вам, спасибо огромное! — стала благодарить директрису мама.

Директриса задумчиво смотрела то на неё, то на Васю и в конце концов промолвила:

— Не за что. Это мой долг.

Так Андрейку приняли в престижную английскую школу рядом с домом.

Вася дал по газам и за мгновение добрался до Андрейкиного дома, а потом они с Андрейкой, радостные, ждали, пока придёт мама.

Она не приходила довольно долго, но когда пришла, в руках у неё был торт.

— Ура! — закричал Андрейка.

Нет, ничего нельзя придумать лучше, чем чай с тортом в компании мамы и Васи-Ангела!

ГЛАВА 34

— И всё-таки что-то в этом неправильное есть, — сказала мама. — Мы же директрису запугали! Чем мы тогда отличаемся от неё? Она торгуется, а мы запугиваем. Баш на баш.

— Разве так запугивают! — удивился Вася. — Мы не запугивали — мы доходчиво объяснили! И потом, может быть, она и не торговалась. Ведь мы же видели списки.

— Тогда мы ещё хуже, чем она.

— Нет, — ответил Вася. — Надо признать, что мы не хуже и не лучше. Мы такие же, как она. Добивались как могли. Мы ведь правы.

— Вот я всегда так… — вздохнула мама. — Не могу понять, как правильно. Сделаю что-нибудь и успокоиться не могу. Всё время совесть меня мучает.

— Ха! Совесть мучает всех. Меня, например, очень мучает одна вещь: я давно должен прокатить вас на «харлее», а до сих пор не прокатил.

— Почему же вас это должно мучить? — не согласилась мама. — Не всем же ездить на мотоциклах. И вообще… Вы меня, Вася, простите, но я тут чего-то не понимаю. Ваше желание гонять на бешеной скорости и дразнить судьбу… Вы же играете со смертью.

— Да, — ответил Вася. — «Смел и дерзок мой трюк!»[10] — пропел он.

Разговор начался, когда чай был уже налит. Андрейка ревниво следил за говорящими. Уж очень ему не хотелось, чтобы спор мамы и Васи перешёл в ссору. Ведь взрослые — они такие! Чуть что, сразу обижаются друг на друга…

— Вот именно — трюк! Не думаете ли вы, что ваши гонки — просто своеобразное трюкачество? — пошла в атаку мама.

— У трюков есть зрители, а у нас частенько только ветер.

— Трюкачить можно и перед самим собой!

— Наверно, я эту арию не к месту спел, — развёл руками Вася. — Но, согласитесь, в этом мире трюкачи и клоуны нужны для того, чтоб люди видели, что на свете существуют не только серые будни.

— Серые будни бывают у серых людей. Разве нормальному человеку нужны клоуны? — возразила мама.

— Но несерые люди скорее оценят, чем выделяются другие «несерые». А клоун, хоть раз в жизни, бывает нужен каждому. И потом, каких людей вы считаете нормальными? Кто устанавливал эти нормы? — вопросом на вопрос ответил Вася.

— Насчёт того, что клоуны нужны каждому, я по-прежнему не согласна. И главное… Вы извините, но игры со смертью мне претят. Может быть, потому, что я… Ну, иногда ощущаю смерть так близко. Я борюсь с ней, чтоб вырвать у неё хотя бы денёк. А вы… Вы летите по шоссе на огромной скорости, красуетесь и хвастаетесь, что не боитесь смерти. А потом разбиваетесь и… и словно бы выбрасываете свою жизнь, словно бы она вам не нужна… Обидно… Вот и получается: «Храбрый шут…»

Над столом повисло молчание.

«Хоть бы они скорее заговорили! — думал Андрейка. — А то сейчас Вася уйдёт… и тогда всё… и всё…»

Что «всё», Андрейка не понимал. Когда говорила мама, Андрейке казалось, что она совершенно права. Но было не легче от этой правоты…

И тут Вася, совершенно неожиданно, заговорил стихами.

— «Есть упоение в бою…» — заговорил Вася. —

Есть упоение в бою,

И бездны мрачной на краю,

Та-та, та-та…

Вася помахал в воздухе рукой.

— Сами знаете. Короче:

Всё, всё, что гибелью грозит,

Для сердца смертного таит

Неизъяснимы наслажденья —

Бессмертья, может быть, залог!

И счастлив тот, кто средь волненья

Их обретать и ведать мог…[11]

Снова над столом повисло тяжёлое молчание.

— Вот, как-то так, — сказал Вася.

Андрейка был удивлён до глубины души. Вася — и вдруг стихи! Правда, смысл ускользнул от Андрейки и он ничего не понял.

— Спасибо, Вася, за стихи. — Мама, видимо, тоже удивилась, но виду не подала. — За Пушкина спасибо. Но эти строки… Вы извините, это же неоднозначные строки. Человек во время испытания не молится, не кается, а как бы презирает… всё и вся. Против Бога идёт и Его воли.

— Нет, — не согласился Вася. — Человек, который решил, что он умрёт, уже наполовину умер.

А другой человек не опускает руки, а идёт навстречу опасности. Да он просто встречает её, как встретил бы радость! Разве не Божьей воле он радуется? Хоп!