Ангелы на каждый день - [22]

это громоздкое авто. Под лобовым стеклом лежал выцветший стояночный билет. Эстер осторожно взяла его: 12 января 16.20. Она положила билет обратно. В дверном ящичке она нашла синие дворники для окон. Время застыло. Она отважилась посмотреть в зеркало заднего обзора. Что страшит ее? Она боится увидеть там его глаза? Ей представилось, что машина — живое создание, с подозрением следящее за каждым ее движением. Медленно открыв бардачок, она обнаружила начатую пачку жвачек “Орбит” и с плачем бросилась назад — в пустую квартиру.

Эстер проезжает Кубинскую площадь и, подчиняясь тихому, едва уловимому указанию Карела, по левой стороне поднимается в гору.

— Как называется эта улица? — спрашивает она. — Я всегда путаю улицы во Вршовице.

— Мурманская.

Стоянка с правой стороны по ходу машины, так что ей не приходится сворачивать влево. Она осторожно встраивается между запаркованными машинами, давая при этом право преимущественного проезда пожилой чете в трауре.

— Позвольте мне одну рюмку?

— Не могу. Вы забыли о ручном тормозе.

Эстер быстро подтягивает к себе рычаг. Оба выходят.

— Послушайте, — говорит Эстер, — мой муж весил центнер, сейчас мне отдадут не более кило — это все, что от него осталось. А вы отказываете мне в одной рюмке? Я считала вас гуманистом.

Карел смущенно смеется. Пожалуй, он уже привыкает к ее острым шуточкам.

— Ну, хорошо. Одну — можно.

— Слава Богу.

На зеленый свет они пересекают Чернокостелецкую улицу и заходят в маленький бар на первом этаже одной из новостроек. Эстер заказывает Jim Beam и минеральную воду. Карел — фернет.

— За что люди пьют здесь? В баре напротив крематория? — спрашивает Эстер официантку.

— За здоровье, — улыбается девушка.

— Я так и предполагала.

На долгое время воцаряется тишина.

— Вы хороший, — наконец говорит Эстер.

Карел молчит.

— Правда, вы хороший.

— Я удивляюсь вам, как вы справляетесь со всем этим, — замечает Карел. — Как вам удается быть веселой...

— Веселая вдова, это какой-то коктейль, что ли? — снова спрашивает Эстер официантку.

Девушка недоуменно пожимает плечами. Эстер поворачивается к Карелу.

— Мне кажется, это коктейль — а может, я спутала с плавленым сыром.

Карел растерян, шутка до него не доходит.

— Вы давно женаты?

— Двадцать семь лет.

— Скажите мне откровенно: это больше дало вам или отняло у вас?

Кто еще может задавать такие вопросы, если не вдовы? — думает Эстер.

— Не знаю.

— Не знаете? Человек должен это знать.

Карел в нерешительности.

— Иной раз мне кажется, — наконец отвечает он, — что мы обокрали друг друга. Что от нас обоих осталась только половина.

— Ну что ж, отлично! — восклицает Эстер. — Ровно так я себя и чувствую! Половинкой!

Нужная канцелярия слева от входа. Эстер инстинктивно отводит взгляд от вечного огня и провожающих у траурного зала. Несколько ступеней вверх и налево. Все оказалось неожиданно просто. К счастью, в канцелярии нет посторонних. Она молча протягивает служащей бумагу. Надо ли что-то добавлять к этому? Пожалуй, служащая понимает всю тяжесть данной минуты: она тактична, говорит тихо, ее движения достойно замедленные. Эстер корит себя, что подчас несправедлива к людям. Почему подсознательно она ожидала встретить веселую дуреху, которая ко всему еще красит ногти? Карел смущенно стоит в стороне, кроме приветствия — ни единого слова. Служащая уходит куда-то и неожиданно быстро приносит урну: это белая шестигранная коробка с красно-желтым логотипом Пражской похоронной службы. Кроме коробки, Эстер получает и черную пластиковую сумку.

— До свиданья, — произносит она.

До свидания? — ударяет в голову мысль. Они выходят, молодой человек, спешащий в туалет, уступает Эстер дорогу.

— Он знает, что у меня в сумке, — говорит Эстер Карелу, вглядываясь в проходящих мимо. — Все знают. Все равно, что утренняя моча.

— Может, мне это взять? — спрашивает Карел.

Эстер отрицательно качает головой. Это, мысленно повторяет она. Это.

Перейдя улицу, они снова на стоянке. Карел отпирает “фелицию” и раскрывает чемодан. Эстер нерешительно кладет сумку внутрь.

— Ему бы не понравилось, что вы сидите впереди, а он едет в чемодане...

Она старается острить, но ощущает уже знакомое удушье. Оно становится невыносимым. Эстер знает, что за ним последует, но сопротивляться этому бесполезно.

— Ничего, если я...

Договорить она уже не в силах. Она порывисто прижимается к Карелу, чтобы он не видел судороги, исказившей ее лицо.

На спине она чувствует его несмелую руку.

22. Иофанел

Как и всякий шеф, Гахамел настороженно оглядывает по дороге витрины, но, к счастью, и он понимает, что к автосалону “Ауди” нельзя подъехать на “фаворите”.

— К храму капитализма я не могу подъехать в передвижном памятнике социализма, — предупредил я его.

В глазах, видевших все на свете, вспыхнули искорки.

— Пусть силы добра и ограничены, но на последнюю модель “мерседеса” у нас еще найдется, — сказал он гордо.

Серебряный “мерседес” R-класса я паркую так, чтобы Филип видел, как я выхожу из него. Я бы никогда не поверил, что кожаные полуботинки могут быть на такой удобной подошве. Надо признать, что этот новоявленный материализм весьма освежает наши представления. Нас вечно пугают павшими ангелами — но в мягких мокасинах и новом костюме от Хуго Босса этот образ, думаю, теряет свою устрашающую силу... Ха-ха! Филип даже встает из-за стола и идет ко мне навстречу. Не хочу кощунствовать, но и платежеспособность содержит в себе немалую долю божественной привлекательности.