Ангельский концерт - [3]

— Ну вот, — сказал я, разводя руками. — Родимое пепелище. Не пугайся.

— Вполне симпатично, — Ева шагнула в комнату, на ходу освобождаясь от рюкзака и сбрасывая кроссовки. — А окна у тебя открываются?

— Открываются, — я с треском рванул дверь на балкон, залитый солнцем.

С таким же успехом можно было включить духовку, но дышать определенно стало легче. Ева босиком прошлепала в ванную, и через минуту там зашумела вода.

В последний раз я покидал этот дом поздней ночью, причем в страшной спешке, чтобы кружным путем помчаться в аэропорт. Сорок минут в ожидании, пока объявят регистрацию на мой рейс, показались мне вечностью — большего страха и унижения мне не приходилось переживать ни до, ни после. И все потому, что некий влиятельный господин, чья судьба по чистой случайности пересеклась с моей, был досрочно освобожден из заключения по состоянию здоровья. А это означало, как доступно объяснил мой старый знакомец, в то время старший следователь городской прокуратуры Алексей Валерьевич Гаврюшенко, что наши с ним жизни болтаются на волоске. В списке тех, с кем намеревался разобраться досрочно освобожденный, сам Гаврюшенко стоял первым номером, а я — где-то четвертым.

Понятно, что за спиной я оставил руины. У меня и в мыслях не было наводить порядок перед тем, как смыться отсюда. По всей комнате валялись бумаги, одежда, пустые пластиковые бутылки и пакеты, пепельницы были забиты окурками, а свет я оставил включенным совершенно сознательно — в полной уверенности, что за домом ведется наблюдение и это хотя бы на время собьет с толку моих преследователей.

Теперь здесь было прибрано, пыль практически отсутствовала, телефон работал, а под ним лежала аккуратная стопка коммунальных счетов, оплаченных в срок. Всем этим я был обязан Сабине Новак, обитавшей вместе со своим скотчтерьером этажом выше. Той самой Сабине, которой я даже не удосужился позвонить и предупредить о нашем приезде. Полное свинство, с какой стороны ни посмотри.

Возвращаясь назад, скажу только, что остаток лета прошел как короткий вздох сожаления. Мы много бродили по пустынным озерным берегам среди сосновых рощ, ловили мелких травяных щук и линей, плавали до изнеможения, валялись в траве на солнцепеке и занимались любовью где попало, словно впереди у нас была целая вечность. И постепенно я начал жалеть, что втянул Еву в эту авантюру с возвращением. Может, и в самом деле стоило раз и навсегда поставить крест на моих амбициях, все забыть, наплевать и начать какую-то другую жизнь — скромную и непритязательную.

Но Ева с ее безошибочным чутьем точно знала, что я не успокоюсь до тех пор, пока не попробую еще раз. Наша с нею связь была намного глубже, чем та, что обычно соединяет любовников или мужа и жену, потому что однажды мы вместе заглянули за черту, где не действуют никакие правила, а человек не стоит ни гроша.

Такая вот история.

Потому-то я и торчал посреди этой комнаты со сползающими со стен обоями, уставившись в мертвый монитор моего старенького компьютера. И при этом понятия не имел, с чего начинать.

— Кофе, — сказала Ева, входя и ставя на стол перед монитором чашку. — Ты не помог бы мне открыть чемодан? Там замок заело, а чемоданы — не мой профиль.

На ней ничего не было, кроме моей старой фланелевой рубашки с продранными локтями. Влажные волосы развились, глаза блестели, как трава после дождя.

Я тут же забыл про кофе, про чемодан и про все остальное, однако у Евы оказались совсем другие планы…

Спустя четверть часа я уже бодро направлялся в ближайший супермаркет, на ходу размышляя о человеке по имени Луи Николя Робер. Точнее, не о нем, а о последствиях его изобретательности. Несмотря на то что еще в 1798 году этот самый Луи создал первую машину для изготовления бумаги, а еще через десять лет немцы Кениг и Бауэр опробовали первый типографский станок для печати больших тиражей, и все это вместе взятое вроде бы позволило решить проблему дефицита денег в Европе, — для нас с Евой финансовая проблема оставалась более чем насущной. Денег, которые мы привезли с собой, при самой зверской экономии должно было хватить максимум на пару месяцев, а значит, поиски работы нельзя откладывать ни на день.

Когда человек всерьез намерен решить какую-нибудь задачу, часто оказывается, что он готов к этому гораздо лучше, чем ему самому кажется. Домой я возвращался с пакетом покупок и списком имен тех, кому собирался позвонить в первую очередь. А также с убеждением, что город за год практически не изменился. Только на каждом углу лезли в глаза новые вывески банков, а на то, чтобы перейти дорогу, требовалось куда больше времени. Похоже, у соотечественников образовался избыток наличности.

Список вышел коротким. Там выстроились пятеро моих преуспевающих однокурсников, парочка пожилых юристов, с которыми мне приходилось в разное время поддерживать деловые отношения, а последним значился все тот же старший следователь Гаврюшенко. Хотя, по здравом рассуждении, с него бы и следовало начинать.

На обратном пути я поддался слабости — остановился у газетного киоска и приобрел несколько пестрых газетенок с объявлениями о найме.