Ангельские хроники - [38]

Долгое время на террасе не было слышно ничего, кроме тоскливого шума невидимого моря. Вода поднималась. Казалось, она вот-вот зальет базальтовые скалы, доберется до кирпичных стен маяка и поглотит его без следа.

Леди Меган и капитан повернулись друг к другу лицом, но лишь на одно мгновенье, чтобы убедиться, что они по-прежнему понимают друг друга и говорят об одном и том же.

– А какая судьба ждет, по-вашему, деву-мать? – спросил капитан, с трудом шевеля застывшими губами.

– Ужасная, естественно, – увлеченно ответила леди Парангон. – Никакой личной жизни, ни мужа, ни потомства в обычном смысле слова, кроме того, ей придется своими глазами увидеть все несчастья, которые выпадут на долю ее сына. Ведь нельзя же вообразить, что Бог сделался бы человеком, чтобы вернуть человечество в Свое лоно насильно, что Он прекрасно мог бы сделать, оставаясь Богом. Нет, снизойдя до того, чтобы стать человеком, Он должен был бы стать последним из последних, чтобы до капли испить горькую чашу человеческого бытия. Я представляю его себе прокаженным, зачумленным, глухонемым, замученным до смерти. Так или иначе, Он может быть только поверженным. Но Поверженным с большой буквы. Человек может обрести свое утраченное первоначальное блаженство лишь ценой поругания Бога. И мать, которой все это предстоит увидеть…

– Эта мать спасла бы человечество, – сказал Даббс, не вынимая трубки изо рта. – Без нее, без ее согласия Бог ничего не смог бы сделать. А? Вот высокая миссия!

– Высокая, – прошептала леди Меган.

Туман тем временем клубился и обвивался вокруг них. Молочная белизна его сливалась с белизной их одежд, и они уже с трудом различали друг друга.

Даббс приблизился на шаг к леди Парангон, чтобы лучше видеть ее. Неужели это действительно Она?

Без сомнения, в мире не было ничего прекраснее этого нежного четкого профиля, этого чистого умного лба, безмятежности этого безупречного лика, неустрашимого взгляда этих ясных глаз, устремленных в безграничную даль. «Не было на свете существа, выкованного из лучшей стали», – подумал он.

– Высокая, – повторила леди Меган, внезапно повернувшись к нему, – да, высокая.

Странная улыбка изменила выражение ее лица. То была ни ирония, ни радость, а нечто парадоксальное, вроде горечи победы в сочетании с умиротворением поражения. Не отводя от капитана сияющих глаз, она договорила:

– Высокая. При условии, что ты веришь в нее.

– Что вы хотите этим сказать? – промолвил он, охваченный вдруг неизбывной тоской.

– Что лично я – не верю в это.

– Вы не верите в Бога?

– В Иггдрасиль? Конечно да! Именно в Иггдрасиль!

– Именно?

– Разве Бог по определению не един, не нетварен? Как же вы хотите, чтобы Он родился и при этом – человеком? Даже если предположить, что это было бы возможно, хотя и абсурдно, в те времена, когда человек не совершал еще грехопадения, смешно и нелепо, и я даже сказала бы, обидно для Божьего достоинства представить себе, что люди, такие, какими они стали сегодня, – низкие, подлые, несчастные, рождающиеся в грязи и бесчестье в сточной канаве, обреченные на жизнь в нечистоте и на смерть в еще большей грязи, – что они могут породить Бога! Я не говорю о том, что мысль о возможности рождения ребенка от девственницы отрицается большинством ученых. Хотя легкомыслие, с которым ученые делают подчас те или иные заявления, просто обескураживает. Думаю, что проблема эта все же решаема: знает же природа случаи партеногенеза у насекомых или у растений. В любом случае, это гораздо менее неправдоподобно, чем тварь, воспроизводящая своего Творца. Если Бог был раньше человека, то как человек может оказаться раньше Бога? Знаю, сейчас вы мне скажете, что человек способен на многие удивительные вещи: он может изобрести электричество или пожертвовать жизнью ради своей королевы или ради родины. Это так. Человек может возвыситься над своим жалким существованием, но, будем серьезны, капитан, – не над своей же природой. Мы построили с вами гипотезу, и я признаю, что она очень соблазнительна, но чтобы проверить ее на опыте, надо было бы поверить в нее, а я на это абсолютно неспособна. Можете говорить мне о расширении границ Империи за счет России или Франции, об открытии новых планет, об усовершенствовании медицины, в чем она очень нуждается, о тройном увеличении дохода от нашей внешней торговли, о сокращении числа бездомных, ежедневно умирающих от голода в Лондоне, – такой человек, как я, мог бы поверить во все это и мог бы даже в этом участвовать. Но, дорогой капитан Даббс, это…

Леди Парангон не договорила. Капитана не было больше рядом с ней. Какое-то мгновенье ей казалось, что она различает среди туманных испарений его белый развевающийся плащ, но вот и он растаял в дымке. Капитан улетучился вместе со своей трубкой. Благородная леди ничем не выдала своих чувств. Она спокойно спустилась по винтовой лестнице и вернулась домой, где под зелеными абажурами уже был подан дымящийся чай и сэндвичи с огурцом.

– А Даббс не захотел выпить с нами чая? – удивился адмирал, подняв очки и глядя поверх страницы «Таймса».

– Нет, папа. Похоже, он очень спешил, – ответила леди Парангон.