Ангельские хроники - [12]

– Друг мой, – сказал царь, любезно оборотившись к нему, – я знаю, что царю следует знать обо всем, но подчас дела навевают такую скуку. Как, по-твоему, могу я научиться хорошо слушать?

Симеон задумался.

– Государь, – ответил он, – тебе надо осознать, что в любом знании есть польза. Неважно, интересно тебе то, что тебе говорят, или нет: ты должен все сберегать в глубинах твоей памяти, ибо по сути ты есть лишь первый слуга Своего Величества. А затем, выбирая из этой массы сохранившихся в твоей памяти сведений то, которое тебе будет нужно в тот или иной момент, ты сможешь справиться с любой непредвиденностью, конечно, если на то будет воля Божья, ведь результат наших действий зависит от Него. Если, слушая докучливого докладчика, ты будешь помнить, что царство твое неделимо, что все твои подданные равны перед тобой и стоят один другого, что для государя нет ни маленьких людей, ни маленьких дел, ты будешь с удовольствием выслушивать все, что будут тебе говорить, – и потом тебе останется лишь разложить приобретенные сведения по полочкам.

Симеон был в общем-то доволен своим ответом, хотя ему хотелось бы, чтобы он был поострей. Но, по крайней мере, он тоже сослался на Бога. Царь поблагодарил его, как и остальных, и перешел к следующему.

На седьмой день царь задал свой последний вопрос младшему из старцев:

– Что самое главное в царской власти?

Семьдесят второй ответил:

– Чтобы люди жили всегда в мире, как, впрочем, и живут твои подданные, ибо Господь соблаговолил сохранить твою душу чистой от какого бы то ни было зла.

Поблагодарив его, как и других, может, чуть больше ввиду его юного возраста, царь Птолемей поднял чашу и предложил осушить ее за здоровье своих гостей.

– Ваш приезд дал мне очень много. Ваша мудрость, которой наградил вас Господь и которую вы столь любезно здесь показали, принесла мне немалую пользу. Отныне каждый из вас будет получать по три таланта серебра в знак моей признательности. С завтрашнего дня вы приметесь за работу. У вас будет семьдесят два дня, чтобы закончить ваш труд, после чего вы дадите его мне на прочтение. Мой библиотекарь Деметрий позаботится о вашем удобстве и снабдит вас всем необходимым. Надеюсь, вам понравится, как мы вас устроим.

Вечер закончился при всеобщем подъеме. Старцы горели желанием поскорее приняться за работу. Все опасения, которые некоторые из них испытывали вначале, улеглись после почетного и ласкового приема, оказанного им царем. Последние сомнения рассеяли александрийские евреи, с которыми они повстречались днем: «Благодаря вам, – взволнованно повторяли они, – мы вновь сможем вкушать мед и молоко нашей веры».

На следующий день в первом часу за ними зашел величественный Деметрий, библиотекарь самой большой библиотеки мира, и препроводил все тридцать шесть команд на остров Фарос, где для них были приготовлены тридцать шесть совершенно одинаковых жилищ.

– Таким образом, досточтимые старцы, вам будет обеспечен полный покой, необходимый для вашего труда. Все кельи состоят из спальни на двоих и рабочего кабинета. Каждой паре будет предоставлена отдельная лодка, чтобы переплывать на ней пролив, а также два раба и писец. Вы будете трудиться до девятого часа вечера, а затем свободно можете заниматься своими делами или сходить прогуляться в город. Готовить для вас будут царские повара. Напоминаю, что команды не должны общаться между собой.

Даже не сходив взглянуть на возвышавшийся над островом маяк, который несколько дней назад вызвал его восхищение, Симеон закрылся в своей келье вместе с Исахом, писцом и свитком Книги Пророка Исайи.

– За работу, за работу, – согласился Исах, похрустывая фалангами пальцев. – Эти идолопоклонники дали нам только семьдесят два дня.

Они начали с заклинания:

«Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит: Я воспитал и возвысил сыновей, а они возмутились против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел ясли господина своего; а Израиль не знает Меня, народ Мой не разумеет».

– «Не разумеет»?! – возмутился Исах. – Что же мы, действительно, позволим грекам читать такое? Может, лучше нам написать «не понимает» или «заблуждается»?

– Нет, – сказал Симеон, – разумеет он или не разумеет, но Израиль – народ богоизбранный, надо поведать об этом всему миру и без всякого мошенничества. Пиши, писец!

Писец весело вонзил свой стиль в воск, покрывавший дощечку для письма. В белоснежных проемах окон ярко синело море.

* * *

Писец был совсем молодой юноша, смуглый и веселый, звали его Александром, как добрую половину мужского населения Александрии. Все его веселило и особенно эти два бородача, разговаривавших между собой на языке, из которого он – такой образованный и культурный – не понимал ни слова. Нет сомнений, что эти чужеземные мудрецы казались ему довольно неотесанными – они никогда не бывали в гимнасии, никогда не вели философских споров с прекрасной гетерой, от одной мысли, что человеческое тело можно изображать в виде скульптуры, у Симеона высоко поднимались брови, а у Исаха выступала на губах пена. Но, что бы ни думал Александр об этих евреях, он был рад услужить им и получал истинное удовольствие, когда они поражались его ловкости. Он писал под диктовку с головокружительной скоростью. «Диктуйте быстрее, господа! Не давайте мне простаивать!» – умолял он, сверкая улыбкой, пока ученые мужи бились над переводом таких слов, как «суббота», «серафим» или «престол Господень», спорили о ритме, ругались из-за порядка слов и приходили в конце концов к полному отрицанию всякой возможности перевести что-либо с одного языка на другой. Причем к выводу этому они всегда приходили врозь: то Исах, ероша свою шевелюру, то Симеон, поглаживая бороду. Тогда Александр тихо смеялся, прикрывшись плащом.