Ангелоиды сумерек - [78]

– Нет, нимало. Всего-навсего наше общее любопытство. Хотим лишний раз утвердиться в своем решении и утвердить вас в вашем.

– Я постараюсь, – они стоят передо мной, сидящей, почти навытяжку, приходится усаживать мановением руки.

– Вы легко догадались, что мы выполняем старинный ритуал „поворот года“, но и всё. Хотите узнать более глубокий смысл происходящего?

– Пожалуй что и нет. Боюсь не понять до конца, а недопоняв – разочароваться.

– Мы обязаны. Тогда вы это услышите на месте. Там может случиться много для вас неожиданного – так и полагается по смыслу обряда, – но, надеемся, ничего такого, чтобы причинило душевный и физический дискомфорт.

– Благодарю. Есть ещё что-то?

– Вы по-прежнему тверды в своём решении, хотя многократно могли отступить. Однако почему? Вошли в наши не вполне ясные для вас нужды?

– Эмпатия, однако. Но не совсем.

– Оскудел жизненный импульс?

– Скорей наоборот. Никогда не была так удовлетворена своим бренным существованием.

– Не хотели подставлять под удар кого-то другого?

– Как я поняла, из суицидников уже выстроилась небольшая очередь.

– Положим, такие нам не слишком импонируют, разве что на худой конец… Но если не всё перечисленное – тогда что же?

Просто моё понятие о чести, хочу сказать я. О данном слове. Но не говорю – не люблю помпезности. Да и не в том одном дело. Свою могучую интуицию не выставишь на всеобщее обозрение, а главное дело в ней. Именно так надо мне поступить. И никак иначе. Они это поняли.

Последний вопрос – я так догадываюсь, из досужего любопытства:

– Элен, вы попросили у нас за свою жизнь такую малость, что нам оставалось лишь изумляться всё это время. Отчего так?

Теперь удивилась я:

– Вы воплотили все мои представления о комфорте, нисколько не задевающем внутренний лад. Неужели трудно понять, что в рыцарском замке, королевском дворце и музее подобное невозможно в принципе?

О том, что хорошо и разнообразно пожившей даме к тому же охота свалить с этого света по возможности с наименьшими хлопотами, своими и чужими, я не добавила. Надо же блюсти свой ореол.

Итак, мою кандидатуру окончательно приняли и утвердили.

…И вот меня дочиста оттирают в бассейне нижнего этажа, старомодном – не то что рядом с моими личными комнатами. Вырезан из цельной глыбы каррарского мрамора, белого с прожилками, по бортику идет серебряная инкрустация, зеленоватый кристалл воды источает запахи луговых трав. Обтирают мягкими покрывалами – пальцем до себя не дают дотронуться. Укручивают, как невесту, наряжают с самого раннего утра. Коса заплетена на макушке и протянута вдоль спины – нарастили для вящей красы. Длинная кремовая рубаха до пят, белый платочек на шее из тончайшего батиста, алые шнуры опояски – всё это почти скрывается под громоздкой парчовой мантией без рукавов и капюшона.

– Помните, – говорит Нора, – это ваша броня и гарант вашей свободной воли. Никто не смеет до вас и дотронуться, пока плащ у вас на плечах.

– Я смогу легко расстегнуть эту штуковину?

– Смотрите – у самого ворота большая круглая пряжка. Поддаётся любому произвольному движению.

Нащупываю, а в зеркале и вижу выпуклый рисунок: раскидистое дерево с пышной игольчатой кроной. Красоты потрясающей, но какое-то непропорционально большое по сравнению… Сравнению с чем – окружающими кустами и прочей хилой флорой? Мерещится мне или так оно и есть?

Потом домочадцы со мной прощаются. Кланяются в пояс. Любопытно, в самом деле им грустно или это дань традиции? Предпочла бы последнее…

– А теперь мы передаём вас из рук в руки – мастеру Карелу, – говорит самый почтенный шемт.

И все кланяются уже почти в землю.

Я иду одна, неторопливо. Нервная дрожь прошибает, однако…

Нижний этаж башни представляет собой нечто вроде крытой веранды или большого фонаря – с частым рядом окон, доходящих почти до самого полу, и стеклянной дверью. В непогоду – самое милое место в доме, откуда видны цветы на лужайке, всякий раз иные, и куда старая пихта в солнечный день бросает внутрь тёмно-зеленые блики.

Вот здесь меня и ждёт Карел, вернее – перехватывает.

Это уже не восемнадцатый век, а конец золотого Средневековья, наверное: изящное трико цвета палой листвы, такие же остроносые башмаки, недлинная накидка с куколем. Лицо не скрыто – вопреки современным представлениям, этого не делал никто и никогда. Кроме разве что палача Карла Первого: слишком много тогда роялистов наводнило британскую столицу.

И меч у него за спиной – он мне его так и не показал, как ни просила. Чему уж там, говорит, дивоваться. Прямой, длинный – кончик ножен высовывается из-под плаща и бьёт по голени. Обыкновенный двуручник ландскнехта.

– Я в твоем распоряжении, Карел. Что дальше-то?

Ибо никто меня специально не просветил насчет ритуала. Спонтанность и непосредственность рулят, как говорили во времена моей молодости.

Вместо ответа он опускается на колени и тянет меня туда же. Просить прощения за то насилие, что ему придётся надо мной совершить?

Но Карел говорит мне в волосы – совсем тихо:

– Я имею право на свою долю вопросов. Первый: если бы тебе вдруг сказали, что всё отменяется вообще и навсегда?

– Ты пробовал остановить экипаж, когда понесли кони в упряжке? Если вдруг повалить перед их мордами дерево – все и вся разобьётся в лепешку: и они, и карета. Кто-то полагал, наверное, что весь этот год я развлекалась. Нет – готовилась как могла усерднее. Ничего переделать уже нельзя – только хуже меня убьёте.