Ангел Варенька - [2]

— Что ж, если нет волонтеров, придется высаживаться самому атаману, — говорит Алексей Алексеевич, и его лицо с остатками прошлогоднего крымского загара (Васьковых теперь часто баловали путевками — перспективные кадры, надежда области!) и ранними веснушками делается еще более серьезным и озабоченным. Дети не понимают, то ли это продолжение игры в пиратов, то ли любимый учитель всерьез озабочен их непослушанием. Наконец один из мальчиков, медлительный и неповоротливый Сережа Мухин, с плеч которого постоянно сползают помочи, а с носа спадают очки, обреченно достает из футляра скрипку и уходит в соседнее купе. Оттуда снова доносятся гаммы.

— «После создания «Итальянского каприччио» Петр Ильич Чайковский…» — читает Верочка. В это время вагон слегка разворачивается, и солнце ударяет ей в глаза, но, чувствуя смутное несогласие между пиратами и атаманом, она продолжает читать и даже не пытается заслониться от солнца. Алексей Алексеевич благодарен ей за это: Верочка своим незримым участием всегда поддерживает его. Хотя с детьми она ведет себя почти как подруга, но это всегда старшая подруга, умеющая вовремя занять сторону взрослых.

Проходит полчаса, и сосланному на необитаемый остров пирату подается знак вернуться на корабль. Сережа Мухин с облегчением прячет в футляр скрипку и ждет, когда следующий ссыльный освободит место на вагонной полке. Из тех, кто еще не репетировал, остаются двое — Люба Гражданкина, необыкновенно гибкая и подвижная девочка, которая раньше занималась художественной гимнастикой и привыкла слушаться тренера, и Миша Веревкин, самый одаренный, упрямый и трудный из воспитанников Алексея Алексеевича. В свои девять лет Миша уже ходил с отцом на охоту, умел править надувной лодкой и к своему педагогу, не знакомому со всеми этими премудростями, относился иногда покровительственно. Игры в черных драконов и красных цыплят его не увлекали, и Алексею Алексеевичу было досадно, что Миша становился виртуозом в обход его педагогического метода.

Предстоит выбрать очередного ссыльного. Алексей Алексеевич знает: для Любы достаточно одного напоминания, чтобы она послушно отправилась в соседнее купе, но он молча и выжидательно смотрит в пол. Люба понимает значение этого взгляда, но оторваться от окна не может: мимо проносится московская электричка, встречающая их поезд коротким свистком. Алексей Алексеевич разворачивает вчерашнюю газету, намеренно громко шелестя страницами. Результат тот же: Люба не может, хотя прекрасно понимает. Алексей Алексеевич ищет неожиданный ход. Еще минута раздумий, он надувает бумажный пакет, и на все купе раздается оглушительный взрыв.

— В трюме разорвалась бомба! Шлюпки на воду! Женщины спасаются первыми, капитан покидает судно последним! Где у нас женщины?!

Люба Гражданкина, ни слова не говоря, отправляется репетировать. Снова — гаммы. Теперь Алексею Алексеевичу предстоит укротить непокорного Веревкина. Пока Люба репетирует в соседнем купе, оба — учитель и ученик — готовятся к поединку. Алексей Алексеевич слишком внимательно слушает чтение Верочки, которая уже добралась до «Пиковой дамы», а Веревкин слишком настойчиво отворачивается к окну, где уже показались большие московские дома. Возвращается Люба — счастливая, как после удачной тренировки. Ей хочется поскорее сесть к окну, но место незаконно занято Веревкиным. Люба прекрасно знает, что с Веревкиным связываться опасно, и просительно смотрит на тренера.

— Встань и возьми скрипку, — говорит Алексей Алексеевич, не обращаясь по имени к тому, кто сам должен помнить о своих обязанностях.

Веревкин, которого не называют, использует эту последнюю лазейку и не слышит.

— Возьми скрипку, — повторяет Алексей Алексеевич, по-прежнему не унижаясь до уточнений.

Безымянный Веревкин упрямо не слышит.

— Встань и возьми, — Алексей Алексеевич чувствует, что ведет себя не по правилам, что почти уже начал отчитывать провинившегося ученика, и от отчаянья, обиды, неуверенности в себе он кричит: — Тухлая свинья, зеленая каракатица, до Москвы еще ровно полчаса! Если ты не будешь репетировать, тебя забросают гнилыми помидорами! Я сам забросаю тебя гнилыми помидорами! Или лучше дырявыми башмаками! Пусть на твоей глупой башке появится хорошая шишка! Может быть, тогда ты научишься уму-разуму и поймешь, как надо работать! Верочка, дай мне самый дырявый башмак! — обращается он к жене и, получив от нее чей-то ботинок, правда не дырявый, а совершенно новенький и целый, бросает им в Веревкина. — Позор халтурщикам и недоучкам! Долой со сцены! Не желаем слушать кошачьи концерты! — кричит он голосом возмущенной публики, и в бедного халтурщика летит еще один увесистый ботинок.

Веревкин оторопело пытается заслониться подушкой, но его положение безнадежно. Дети хохочут. Посрамленный Веревкин вынужден взять скрипку и с позором удалиться в соседнее купе. Алексей Алексеевич ощущает счастливую опустошенность и расслабленность. Он доволен победой, доволен всерьез, по-настоящему, как будто он, ребенок, победил взрослого человека. Верочке становится жалко своего мужа, и она уводит его в тамбур. Там Алексей Алексеевич закуривает и возбужденно шепчет: