Ангел в сетях порока - [34]

Раз мы заговорили о браке, я хочу предупредить тебя — есть очень много мужчин, готовых хоть сейчас жениться на девушке с собственным капиталом, особенно столь привлекательной, как ты.

Я хочу, чтобы ты выбирала друзей весьма тщательно и лишь после того, как полностью удостоверишься в искренности их отношения к тебе.

Я очень серьезно ответила «да», пообещала быть крайне осторожной, обдумать все, что сказал дядюшка Лайонел, и добавила:

— Скажите, дядюшка Лайонел, сколько я получу? Мне хотелось бы знать.

— Если правительство в ближайшее время не повысит подоходный налог, — сказал он, — ты по достижении двадцати одного года будешь иметь около двенадцати тысяч фунтов в год. А пока я намерен выделять тебе по четыре тысячи в год на туалеты и развлечения.

Мне, разумеется, эти суммы показались астрономическими. Я была потрясена. Кто бы мог подумать, что я стану такой богатой.

Я взволнована и в то же время немножко напугана: как бы в самом деле не натворить зла, как предупреждал дядюшка Лайонел.

Я вернулась в гостиную, растерянная и подавленная, но Алек скоро опять меня рассмешил.

Пришли один-два гостя, и Алек их тоже весьма позабавил и, по-моему, понравился тетушке Дороти.

Я очень рада, если это действительно так, потому что тогда он сможет часто бывать у нас. А общаться с Алеком одно удовольствие!

* * *

Не пойму, что со мной происходит. Я сердита и всем недовольна.

Вместо того чтобы радоваться жизни, я пребываю в каком-то унынии. Погода дивная, я бываю в приятных компаниях, жду поездки в Аскот[20], тетушка Дороти накупила мне изумительнейших нарядов. Чего еще? А я все хандрю.

Жутко глупо!

Может быть, переутомилась? Но чувствую себя превосходно, если поздно ложусь, сплю почти до второго завтрака, так что причина вовсе не в моем здоровье.

Хотелось бы знать, что в действительности думает обо мне Алек. Он жутко мил, сыплет комплиментами, но мне хочется более глубоких отношений.

Похоже, мне никогда с ним не сблизиться — нет, это не то слово, — никогда не проникнуть в его внутренний мир.

Мы хохочем и болтаем, точно так же, как в первый вечер нашего знакомства. Он врывается в дом и заявляет:

— Дорогая, какое счастье лицезреть вас!

Потом начинает рассказывать что-то совершенно фантастическое, я слушаю его и думаю, до чего он мил и как мне нравится с ним дружить.

Но все этим и ограничивается, а мне хочется большего, я хочу, чтобы Алек влюбился в меня и проявил эту любовь.

Иногда мне кажется, что ему тоже этого хочется.

Тем более что у нас столько теперь возможностей для этого — мы вместе ездим в автомобиле, вместе сидим на балконе на танцах и даже гуляем в саду при лунном свете.

Алек всегда называет меня «дорогая» и держит за руку, но он не сделал ни одной попытки поцеловать меня или вложить в слово «дорогая» его истинный смысл.

В конце концов, важны не сами слова, а то, что человек хочет ими выразить. «Дорогая» в устах Алека не имеет фактически никакого смысла.

В компании старших все называют друг друга «дорогая» или «дорогой», но за этим ничего не стоит…

Не знаю… Хорошо бы не переживать так по каждому поводу.

Вчера вечером я была в доме у Моны. Тетушка Дороти не поехала, так как сочла присутствие матери Моны вполне достаточным, а отправилась в «Эмбасси», где ее ждало свидание с молодым человеком.

В итоге у Моны я появилась одна и обнаружила всех знакомых, в том числе, разумеется, и Алека, которого, уверена, Мона позвала специально для меня.

За столом мы сидели рядом, а потом начались импровизированные танцы под электрический граммофон — последняя новинка на сегодняшний день.

Присутствовали пар двадцать пять, однако ужина как такового не предполагалось, одни сандвичи да яичница с беконом.

Я прекрасно провела время и где-то около трех стана собираться домой.

Меня ждал автомобиль, и Алек сказал:

— Я поеду с вами, Максина. Ваш шофер сможет потом подбросить меня до дому? Живу я неподалеку.

Я сказала, конечно, подбросит, и мы оказались наедине в большом «роллсе» дядюшки Лайонела.

Ночь была тиха, улицы пустынны, и, укутав колени большим меховым покрывалом, я почувствована себя почти счастливой.

Алек взял меня под руку, и я прижалась к нему как можно ближе.

— Устали, дорогая? — спросил он.

— Немножко, — ответила я, — но мне так хорошо!

Он сжал мои пальцы, и я незаметно бросила на него взгляд: он не смотрел на меня, а глядел прямо перед собой, так что на фоне бокового стекла четко вырисовывался его профиль.

Да, он действительно чертовски красив, и я не удержалась — теперь ненавижу себя за это! — и, чуть склонив голову, положила ее ему на плечо.

Алеку ничего не стоило наклониться и поцеловать меня, но почему-то он этого не сделал.

Я почувствовала холод разочарования, и что-то теплое, доверчивое, возникшее в моей душе, незаметно исчезло.

И прежде чем я поняла, что произошло, машина затормозила и мы вышли. Я услышала веселый голос Алека:

— Доброй ночи и приятных снов, красавица! Утром я вам позвоню.

Я легла в постель, испытывая самые противоречивые чувства. Почему же он меня не поцеловал? Ведь он должен был знать, что я очень хочу этого!

* * *

Гарри привел меня в бешенство. Не понимаю, как я раньше могла считать его милым. По-моему, он назойлив, нахален и вообще скотина.