Ангел пригляда - [51]

Это оказался не старый еще человек, но с лицом настолько солидным, бородатым и обстоятельным, что в присутствии его хотелось встать и сделать что-то уважительное. Весь он был какой-то устойчивый, вызывающий доверие и расположение, чему способствовал и белый врачебный халат, и дорогие ботинки. И только обиженный вид и глаза беззащитной голубизны выдавали в нем отъявленного жулика.

Опять вышел вперед Леонард, опять было сказано о Радамантовом суде, Диана черканула на пергаменте, и заседание началось.

Из речи обвинителя стало ясно, что подсудимый был доктором, не оказал должной помощи пациенту, в результате чего тот благополучно скончался. Однако доктор с говорящей фамилией Лекарев напрочь отрицал свою вину.

– Как же так, коллеги? – гудел он натужливым басом, каким говорят девиантные подростки и влиятельные коммунисты. – Я не понимаю, на каком основании? Лечение было прописано согласно диагнозу, взгляните в медицинскую карту…

– Непременно взглянем, – успокоил его Леонард, щелкнул пальцами, и желтоватая растрепанная тетрадь оказалась у него в руках, поднесенная расторопной Дианой. При этом Лекарев побледнел ужасно: похоже, любого он мог ожидать, только не явления злополучной карты.

– Но как? – пробормотал он, едва обретя дар речи.

– Что? – Леонард поднял вверх левую бровь. – Вы небось думали, что карты нет уже на свете, уничтожена согласно инструкции. А известна ли вам старая пословица: «Улики не горят»?

– И не тонут, – неожиданно для себя самого вдруг вставил Суббота, поймав на себе одобрительный взгляд Леонарда.

– Именно, именно, – закивал тот, – очень точное замечание. Не горят, не тонут и не растворяются в серной кислоте. Ну, тэк-с, поглядим, что тут у нас.

Он раскрыл карту и с интересом в нее углубился: шуршал страницами, мекал, крякал, возвращался к началу, комментировал.

– Анализы… анализы… опять анализы… – оглушительно бормотал Леонард. – Многовато, конечно, ну, да что ж, каждый анализ денег стоит, а ведь клинике надо как-то выживать или нет, я вас спрашиваю? Вот еще анализы, еще… Ага, а вот и процедуры пошли… Гм-гм, весьма дорогостоящие, да уж… Но где же взять пациенту денег на лечение, я к вам обращаюсь, господа? Где взять – если он не олигарх и не сосет людскую кровь через заморские офшоры… Возможно, продать что-нибудь ненужное? Например, квартиру. Неплохая идея, да, неплохая… Все-таки что дороже – жизнь или квартира? Смешной вопрос, конечно, жизнь. Вот и наш пациент так полагал… Снова анализы, процедуры, анализы… А вот, кстати, и сбор денег на лечение в Интернете, зачем же сообществу оставаться в стороне, пусть раскошеливается… Далее опять анализы, процедуры, поддерживающая терапия… и блистательное завершение лечения – смерть!

Леонард шумно захлопнул карту, отбросил ее прочь и иронически поглядел на врача. Во взгляде этом не было осуждения, но врач сидел невыносимо бледный. Если бы поставить сейчас рядом его пациента, неизвестно, кто смотрелся бы большим покойником.

– Поздравляю вас, любезный, чистая… э-м-м… профессиональная работа, – одобрительно промычал Леонард, кивая подсудимому. – Высокий класс, да, примите мои поздравления… Однако позвольте спросить, скольких пациентов вы так уговорили?

Лекарев сидел молча, уставившись в пол, потом поднял мученические глаза на князя.

– Это ошибка, – сказал он горестно, – ужасная, нечеловеческая.

– Согласен, случай из рук вон, – закивал распорядитель, – но точно ли ошибка?

– Да, да, – в глазах врача зажглась отчаянная надежда. – Ошибка, клянусь вам всеми богами.

– Вот тут позвольте вам не поверить, – Леонард скроил физиономию. – Врачебная ошибка – дать вместо слабительного цианистого калия. Это да, это ошибка. А вот когда больному ставят черт-те какой диагноз с большим количеством анализов, процедур и, что греха таить, денег, вот тут об ошибке едва ли можно говорить, да, едва ли. И, кстати, по нашим сведениям, это – не единственный случай. Да, далеко не единственный.

Тут доктор взбунтовался. Он завизжал (куда девался весь бас?), стал брыкаться и выламывать руки из наручей.

– Вы не смеете! – визжал он. – Не признаю этого судилища! Все это ложь, наветы моих врагов! Требую освободить меня, тут же и немедленно!

Князь брезгливо поморщился, визг резал ему уши. Но Леонарда, казалось, вся эта история только забавляла.

– Уверяю вас, любезный, у нас прекрасный слух, – воскликнул он. – И мы непременно вас освободим, если на то будет воля и разрешение господ присяжных.

– Каких еще господ?! – надсаживался доктор. – Не знаю никаких присяжных! Жалкие ничтожные люди, они не имеют права судить меня!

– А вот это вы зря сказали, – внезапно заметил хилиарх. – Все наши присяжные – люди чрезвычайно памятливые, если не выразиться сильнее. Честное слово, такое поведение вашей участи не облегчит.

Судя по мрачному молчанию, а затем и гневному гулу из зала, говорил он правду.

– Желаете ли вы сказать последнее слово? – осведомился князь у подсудимого.

– Я вас презираю! – выкрикнул тот в ответ.

– Мир состоит из людей, – глухо сказал князь. – Умер человек – вселенная стала меньше. Придвинулись ее края, видно, как, оборванные, неровные, полощутся, хлопают они на космическом ветру. А из-за них, черная, глухая, выглядывает бездна, ползет, надвигается с ножом к горлу…