Ангел Петя - [24]

Петя искренне постарался решить, какой из обликов пойдет Французу больше, но Пушкин перебил его размышления:

– А сейчас мы с тобой слетаем в одно местечко, и ты увидишь нашу ангельскую жизнь с другой стороны.

– А Тадеуша Яновича, в смысле, Яна, возьмем с собой?

– Оставь, его, – посоветовал Пушкин, – у него сердечная драма – угораздило на старости лет впасть в безответную любовь, мы ему сейчас не нужны, он занят наиглупейшим делом – склоняет к себе ту, которая не хочет дать своей любви. При легкости нравов, царящих в этом мире, ситуация почти что невероятная. В чем-то я ему даже завидую.

– И давно с ним так? – сочувственно поинтересовался Петя.

– Не слишком – лет семьдесят, если мне память не изменяет, – беспечно ответил Француз.

На выходе из зала, уже в дверях, Петя обернулся и понял, что незаметно покинуть бал не удалось – показалось, что взгляды всех гостей устремлены на него, а, может, все смотрели вслед уходящему Пушкину. Петя неловко на прощанье поклонился, а потом поклонился еще – на сей раз глубоко, сопровождая поклон изысканным жестом правой руки, как кланялись французские придворные в каком-то фильме. Когда он разогнулся, в руке у него оказалась широкополая шляпа с голубым плюмажем, которую он водрузил на голову и затем, почти бегом, последовал за новым другом.

Как только взлетели и взяли курс на запад, Петя решил выяснить вопрос, который его занимал последние несколько часов:

– Раньше ты блондином был, теперь рыжий. Как тебя узнают знакомые?

– На подворье хозяина видно сразу. Неужели ты не заметил?

– Нет, – смутился молодой человек, – а как это видно?

– А-а-а, ну ты еще неопытный. Побываешь в гостях у других, сразу почувствуешь – словами объяснить трудно.

Они летели долго, почти час. Под ногами проносились разнообразные ландшафты: осенние лиственные леса в окрестностях Петергофа сначала сменились сосновым редколесьем, а затем хвойной чащей, казавшейся с высоты непроходимой. Затем были зеленые луга, вскоре сменившиеся степью. В степи, похоже, был разгар весны, и она вся была покрыта разноцветным ковром цветов. Петя спустился пониже и различил оранжевые маки, с нежными, словно помятыми лепестками; по зарослям маков время от времени пробегала рябь от несильного ветра. Среди маков встречались фиолетовые острова крокусов – цветов прямых и совсем невысоких – оттого ветром не колеблемых. Еще были незнакомые желтые цветы, похожие на маки и серебристые полосы какой-то травы, которую молодой человек склонен был считать ковылем. За степью началась пустыня – сначала, каменистая, а затем песчаная с барханами, как на конфете Кара-Кум, и с оазисами, расположенными в паре километров друг от друга, с точки зрения пешехода – за горизонтом маленькой планеты. Пустыня уперлась в стену грозных скалистых гор – не слишком высоких, но с сияющими ледяными шапками на вершинах.

Интересно, – подумал Петя, – горы внутри пустые? Если просверлить шахту, что там внутри будет – всякие граниты и базальты или просто мерцающий эфир?

Молодой человек бросил взгляд на спутника, летящего справа в паре метрах от него и решил не тревожить его несущественным вопросом: лицо у Пушкина было очень серьезным и сосредоточенным, он явно о чем-то напряженно размышлял.

Горы сменились круглыми зелеными холмами, на горизонте показалось несколько небольших озер с живописно раскиданными домиками по берегам, а из-за горизонта выглядывал огромный золотой купол.

– Вниз! – услышал команду Петя и последовал за Французом. После приземления Пушкин, бросив взгляд на спутника, предложил:

– Если хочешь, смени костюм; здесь можно обойтись без фрака, – сам он уже был в джинсах и в черной футболке. На груди, на этот раз, была надпись Connecting people. Служба знакомств.

– Сам переоденешься, или помочь?

– Сам, – отмахнулся Петя, и под внимательным взглядом Пушкина тоже переоблачился в джинсы и футболку – без надписи.

– Ну, ты даешь, – восхитился Пушкин, – на чужом подворье, как дома! – и двинулся в обход холма.

Петя лишь пожал плечами – он не любил, когда его хвалят за что-то, в чем нет его заслуги. Нагнав спутника, он поинтересовался:

– Зачем мы здесь?

– Ты прав, – резко остановился Пушкин, – давай побеседуем, – после чего уселся на мягкую траву, опустив ноги по склону вниз и похлопал ладонью подле себя:

– Присаживайся! – и, не дожидаясь, пока Петя устроится, спросил:

– Как ты думаешь, ангелы счастливы?

Вопрос поставил Петю в тупик – в последнее время он был слишком занят знакомством с миром ангелов и своими новыми возможностями, чтобы думать о других. Конечно, каждый день он вспоминал Маришку, беспокоился о ней. Еще он часто размышлял о наставнике, который, казалось, с каждым днем становился всё ближе, чтобы не сказать родней. Но до глобальных мыслей обо всём населении мира ангелов дело как-то не доходило. Петя задумался и начал рассуждать вслух:

– Отчего человек (или ангел – пока я большой разницы не вижу) может быть несчастен? Думаю что, ощущение несчастья всегда вызываются теми или иными страданиями. О физических страданиях, как я уже знаю, речи здесь быть не может. Может быть, причиной несчастья может служить страх потерять всё то, что здесь имеешь – ведь, с точки зрения людей ангелы практически всемогущи. Со временем люди тебя забывают, крылья редеют, уменьшаются возможности. Что может быть еще? Возможно, скука – если не через сто лет, так через тысячу, всё может надоесть. Еще, конечно, не приносит радости беспокойство за своих близких. Я догадываюсь, что моя невеста сейчас подвергается смертельной опасности, но ничем не могу ей помочь. Что с ней – не знаю, мне даже не удалось отыскать ее нити в своих крыльях. С другой стороны, как я теперь знаю, смерти бояться не надо. Одним словом, не вижу причин, чтобы ощущать себя здесь несчастным.