Ангел Петя - [22]

Как помнилось Пете, сказочный Лепрекон был коренастым рыжим уродцем, но сравнение позабавило, и он рассмеялся вместе со всеми.

– А ты, Петр, – обратился Пушкин к Пете, – отчего таким розовощеким херувимом представляешься? Решил вспомнить детство золотое?

– Пете было двадцать четыре года, – негромко объяснил Булгарин. – Он приблизительно таким и был.

– Извини, Петр, – не особенно смутился Пушкин, – ты еще пока не привык, наверное, оттого и переживаешь. Ничего, скоро поймешь, что здесь жизнь только начинается.

Они еще долго сидели за столом, с удовольствием разговаривая о какой-то милой чепухе, словно были знакомы уже очень давно. Петя за полгода, которые Маришка посвятила его воспитанию, превратившийся, если не в гурмана, то в человека, разбирающего, что ест, не удивлялся, что котлеты – это не только уютные комочки из фарша, но и аппетитные кусочки баранины с торчащей пистолетом косточкой, и держался за столом уверенно, увлеченно обсуждая достоинство каждого нового блюда. В какой-то момент попыталась появиться почти неловкая ситуация, когда молодой человек постарался объяснить своим поднаторевшим в застолье друзьям, что жареное мясо надлежит запивать красным вином, а не шампанским, но недоразумение быстро сошло на нет, причем неловкость отнюдь не замяли, а разрешили свойственным пытливым умам образом – экспериментом. В результате сошлись на том, что оба подхода имеют право на существование и практическое использование. В какой-то момент Пушкин поднялся (он уже оказался во фраке), щелкнул крышкой карманных часов (Пете отчего-то пришло на ум слово брегет) и объявил, что пора ехать.

– Ты, брат, что-то осоловевшим выглядишь, – сообщил он Пете, – сейчас я приведу тебя в порядок, да и ты, Бýлгар, похоже, подустал.

– Не нужно, я сам умею, – попытался возразить Петя, получивший кое-какую практику на подворье Булгарина.

Петины друзья переглянулись, Булгарин улыбнулся и очень мягко, словно стараясь не задеть чувств молодого человека, сказал:

– Петр, эти полезные фокусы возможно демонстрировать лишь на своем подворье, либо на подворье гуру, то есть, у меня. Здесь у тебя ничего не получится.

– Нет, я сам! – настойчивость Пети определенно отчасти объяснялась выпитым шампанским.

– Изволь! – развел руками Пушкин (кстати, под воздействием благородного напитка, как заметил Петя, он стал изъясняться слегка архаичным языком своего столетья), – ты же исследователь натуры, мой друг, и должен верить лишь опыту и разуму.

Петя приложил незначительное усилие и вновь почувствовал себя абсолютно трезвым, голодным и способным к продолжению гастрономических подвигов. Затем он, руководствуясь товарищескими чувствами, произвел ту же операцию со своими друзьями.

– Не нужно так шутить, Француз, – в голосе Булгарина слышалось явное осуждение, – Петр должен сам исследовать пределы своих возможностей!

– Клянусь тебе, это он сам! – воскликнул Пушкин. – Похоже, у нашего нового друга есть что-то от архана, он здесь у меня чувствует себя, как дома!

Потом они взлетели, и двинулись куда-то на запад – Петя сам не понимал почему, но был уверен, что летят они именно на запад.

– Не пора ли тебе начинать уже думать о своем собственном подворье? – обратился к нему Пушкин.

– Я уже думаю. А на что я могу рассчитывать? Ян говорил, что возможный размер подворья ограничен числом нитей в крыльях.

– Исходи из того, что одна нить обеспечивает тебе около двадцати кубических метров пространства. Пустынного пространства, если быть точным. Любой интерьер обойдется гораздо дороже.

Дальше летели молча. Потом Петя произнес:

– Что-то у тебя не сходится.

– Что же?

– Как я вижу, радиус твоего подворья-планеты километров пятьсот.

– Чуть побольше – и что?

– А то, что тебе для нее потребовалось бы нитей в пару-тройку миллионов раз больше, чем сейчас живет людей на Земле – и это при условии, что все жители планеты – твои эмпаты.

Пушкин довольно долго молчал, а потом негромко спросил:

– А что скажешь ты, Бýлгар?

Булгарин задумался, начал и закончил свои вычисления, после чего подтвердил:

– Похоже, Петр прав. Странно, что мне раньше этого не приходило в голову.

– Ты – молодец, Петр, – теперь Пушкин обращался прямо к Пете. – Я создал и контролирую лишь оболочку планеты и то, что на ней. Там внутри, я полагаю, по-прежнему мерцающий мрак, который мне не принадлежит. Получается что-то вроде дутого золотого браслета.

Петя почувствовал неловкость. Чтобы разрядить обстановку, он попробовал пошутить:

– Подумаешь! Это всего лишь означает, что права на полезные ископаемые принадлежат не тебе. Тебя же это не расстраивает?

Пушкин ничего не ответил и продолжил лететь вперед. Молчание стало казаться Пете неловким, и он обратился к Булгарину:

– Ян, ты говорил, что путешествие в любую точку занимает пару минут, а мы уже летим с четверть часа.

Похоже, Булгарина молчание тоже стало тяготить, поэтому он ответил с выраженным воодушевлением:

– Пара минут – это в ничьем пространстве, в эфире, там, где мрак и мерцание, а по подворьям мы перемещаемся со скоростью около восьмисот километров в час, примерно, как современный пассажирский самолет. Тем самым, чтобы обогнуть владения Француза по орбите, нам потребуется пара часов. Впрочем, мы уже почти прилетели – по счастью, Петергоф не антипод Савкиной горки, где мы так славно отобедали.