Ангел Паскуале - [84]

Часы всех видов висели на стенах: часы, идущие благодаря падающему песку; часы с водяным колесом, соединенным с регулятором хода; все типы механических часов, с циферблатами, блестящими золотом и серебром, вырезанными из дерева, даже из стекла, за которым горели свечи, просвечивая в дырочки, изображающие созвездия. Были часы, показывающие дни, и часы-календари, показывающие праздники святых, даже древняя астролябия с гирями и вращающимся барабаном, из которой в качестве регулятора хода капала ртуть. А в центре комнаты стояли огромные, в два человеческих роста, астрономические часы, их гиревой механизм виднелся в медной клетке с семигранным барабаном наверху. На каждой грани барабана было по круговой шкале, показывающей движение одного из семи небесных тел, Primum Mobile,[22] Луна и планеты, а под барабаном, внутри медной клетки, располагались круглые циферблаты, показывающие час дня, фиксированные и нефиксированные христианские праздники, и шкала с точками пересечения орбит. Этот прибор издавал громкий ровный стук, похожий на биение гигантского сердца, размеренный и торжественный на фоне быстрого тиканья мелких механизмов.

Великий Механик стоял в дальнем конце комнаты, глядя в окно, похожее на разрезанный пузырь или на линзу и поднимавшееся от пола до потолка. Стражник провел Паскуале через комнату и, когда тот попытался спросить, зачем его привели сюда, велел ему говорить только в том случае, если к нему обратятся.

— Но изобретение… — заикнулся было Паскуале.

Стражник, светловолосый человек с круглой, коротко остриженной головой, гладким юношеским лицом и пронзительным взглядом холодных голубых глаз, сказал спокойно:

— Мой хозяин немногословен, но каждое его слово тщательно взвешено. Тебе придется примириться с его привычками.

Паскуале заставили сесть за маленький столик перед линзой окна. Глядя на пробуждающийся внизу город, он ощутил головокружительное чувство, будто забрался в глаз гиганта. Он находился так высоко (Большая Башня была в четыре раза выше квадратной башни на площади Синьории), что полностью видел кольцо городских стен с обеих сторон реки. Он видел вытянувшиеся вдоль берегов мануфактуры и черные провалы в тех местах, где что-то сгорело, мосты над лентой реки и, прямо под ним, дворец правительства. Площадь Синьории, погруженная в тень, до сих пор была завалена обломками машин механиков. Гигантская статуя Давида с места Паскуале казалась камешком или пятнышком.

Великий Механик заметил в пространство:

— Стражник, разумеется, подчиняется Салаи и тотчас же отправится сообщить обо всем своему хозяину, где бы тот ни находился.

— И что вы только выдумываете, учитель! Разумеется, не отправлюсь, — возразил стражник и подмигнул Паскуале. — Учитель, разве вы не хотите разделить с юным героем завтрак?

— А у него есть время завтракать? Разве не пора вывести его отсюда?

— Это самое меньшее, чем мы можем отблагодарить его, — сказал стражник, снова подмигивая Паскуале. — Люди Салаи не станут заходить в комнату, пока не получат приказа. — Он потянул за красный шнурок, уходящий в отверстие в стене, вроде бы без видимого результата.

Великий Механик развернулся и отошел от окна, не взглянув на Паскуале, и принялся заводить механизм огромных астрономических часов с помощью фигурного ключа, длинного, как человеческая рука. При этом он действовал левой рукой.

Стражник заговорил тоном помощника режиссера, подсказывающего бестолковому актеру:

— Дело ведь касается модели устройства, которая пропала, разве не так?

— Я принес ее обратно, но Салаи отнял ее у меня, — сообщил Паскуале.

— Да, конечно, я сам видел. Разве мы не видели, учитель?

Великий Механик отложил ключ:

— Нечего передо мной заискивать, Якопо. Полагаю, я должен узнать, как модель оказалась в руках этого молодого человека.

— Расскажи, как это случилось, — обратился стражник к Паскуале.

Пока Великий Механик хлопотал над своими часами, заводя их одни за другими, Паскуале начал объяснять, что произошло и как к нему попало изобретение, рассказал об убийстве Романо, которое оказалось совсем не убийством, отравлении Рафаэля и похищении его тела, о похищении Никколо Макиавелли, союзничестве Салаи с савонаролистами и его двойной игре с Джустиниани.

— Я собирался принести вашу вещь прямо к вам, господин, — сказал Паскуале, — но мое везение не простиралось настолько далеко.

Стражник заметил:

— А смелая попытка, а?

Наступила тишина, Великий Механик закончил заводить часы. Наконец он произнес:

— Это не имеет значения. Нельзя подавить идею, как я уже давно обнаружил. Как только она выходит в мир, она обретает собственную жизнь, словно в греческой сказке о Пандоре. Часто бывает достаточно, чтобы кто-нибудь обладающий способностями знал о самой возможности; я однажды решил позабавиться и сказал своим ученикам, что сделал то-то и то-то тем-то и тем-то способом, и заставил их повторить мой опыт. Большинство сумели, и ни один способ не был похож на другой, но при этом оставалось, так сказать, фамильное сходство. Модель не имеет значения, важна стоящая за ней идея, вот что похищено.

— Ладно, нам не удалось сохранить в тайне камеру, но эта вещь гораздо опаснее, — произнес Якопо.