Ангел мой - [7]

Ему исполнилось семнадцать, и он стал походить на дотошного престарелого рантье. Он был всё такой же красивый, но только очень худой, у него появилась одышка. Не раз госпожа Пелу встречала его на лестнице, ведущей в погреб, откуда он возвращался, пересчитав бутылки, которые хранились там в ящиках.

– Ты не поверишь, Леа! – говорила госпожа Пелу. – Всё так хорошо!

– Слишком хорошо, – отзывалась Леа. – И это плохо кончится. Покажи-ка мне язык, Ангел.

Он высовывал язык с непочтительной гримасой на лице и другими ужимками, которые ничуть не шокировали Леа, она была слишком близким другом семьи, что-то вроде доброй крёстной, которую Ангел называл на «ты».

– Говорят, этой ночью тебя видели в баре со старухой Лили и будто бы ты сидел у неё на коленях – это правда? – спросила как-то Леа.

– На коленях? – рассмеялся Ангел. – Да у неё давно нет никаких коленей! Они потонули в её теле.

– А правда, – продолжала Леа ещё более строгим тоном, – что она угощала тебя джином с перцем? Ты знаешь, что от таких напитков плохо пахнет изо рта?

Уязвлённый Ангел наконец всё же огрызнулся:

– Не понимаю, к чему этот допрос: ты же сама всё видела, ведь ты просидела всю ночь в задней комнате с Патроном-боксёром.

– Совершенно верно, – невозмутимо отвечала Леа. – И он, слава Богу, ничуть не похож на эдакого маленького потаскунчика. Кстати, запомни: в мужчинах привлекательны не только смазливая мордашка да масленые чёрные глазки.

В ту неделю Ангел наделал много шума, он гулял ночью на Монмартре с девицами, которые называли его «птенчиком» и «красавчиком», однако это трудно было назвать развлечением, он кашлял и жаловался на мигрени. И госпожа Пелу, которая всеми своими тревогами делилась со своей массажисткой, с корсетницей госпожой Робо, со старухой Лили и с тощим Бертельми: «Ах, для нас, матерей, жизнь сплошное мучение», – плавно перешла из состояния счастливейшей из матерей в состояние матери-мученицы.

Но вот как-то июньским вечером госпожа Пелу, Леа и Ангел вновь собрались втроём на террасе в Нёйи. В тот вечер «друзья» Ангела – младший Бостер, сын оптового торговца ликёрами, и виконт Десмон, прихлебатель, едва достигший совершеннолетия, капризный и высокомерный, – разбрелись в разные стороны, так что Ангелу ничего не оставалось, как отправиться к себе домой, к госпоже Пелу, куда по привычке заглянула и Леа.

И в тот вечер, как обычно, две эти женщины, не доверявшие друг другу, оказались вместе. Они так привыкли к этому за двадцать лет знакомства, столько унылых вечеров скоротали вместе, что теперь им ничего другого и не оставалось: к старости, как все одинокие женщины, посвятившие жизнь любви, они стали особенно недоверчивы и ленивы. Обе тревожились за Ангела, но госпожа Пелу, которая понятия не имела, что ей делать с чахнущим сыном, лишь потихоньку ненавидела подругу, сравнивая бледного, почти прозрачного Ангела с белой и румяной Леа. Она готова была пустить кровь из этой крепкой женской шеи, где уже наметились старческие морщины. Однако мысль о том, что её сына можно просто вывезти на природу, даже не приходила ей в голову.

– Ангел, зачем ты пьёшь коньяк? – ворчала Леа.

– Чтобы не обидеть матушку, а то она будет пить в одиночестве, – отвечал Ангел.

– Что ты делаешь завтра?

– Не знаю. А ты?

– Уезжаю в Нормандию.

– С кем?

– Это тебя не касается.

– С нашим славным Спелеевым?

– Опомнись! Уже два месяца как у меня с ним всё кончено. Он давно в России, твой Спелеев.

– Милый друг, что это с тобой? – вздохнула госпожа Пелу. – Ты что, забыл тот прелестный прощальный обед, который устроила нам Леа в прошлом месяце? Леа, ты так и не дала мне рецепт лангустин, которые мне так понравились.

Ангел встрепенулся, глаза его сверкнули:

– Да, да, лангустин со сметанным соусом! О-о, прямо слюнки текут…

– Вот видишь. Леа, – с упрёком сказала госпожа Пелу, – у него ведь такой плохой аппетит, а от лангустин он бы не отказался…

– Только не ссорьтесь, – распорядился Ангел. – Леа, ты уезжаешь с Патроном?

– Нет-нет, малыш, у нас с Патроном дружеские отношения. Я уезжаю одна.

– Богатая ты женщина! – бросил Ангел.

– Поедем со мной, если хочешь. Там мы будем только есть, пить и спать…

– А куда ты всё-таки едешь? – Ангел поднялся и встал прямо перед ней.

– Ты представляешь себе Онфлер? Побережье Грас? Сядь, ты же зелёного цвета. Так вот, на побережье Грас есть одно такое местечко, там ещё такие знаменитые ворота, и, проезжая их, мы с твоей матушкой всегда говорили… Помнишь, Шарлотта?..

Она обернулась к госпоже Пелу, но госпожа Пелу… исчезла. Она предпочла тактично удалиться – это настолько не вязалось с её обычным поведением, что Леа с Ангелом, переглянувшись, рассмеялись от удивления. Ангел сел рядом с Леа.

– Я устал, – сказал он.

– Ты доконаешь себя.

Он вскинулся и заявил хвастливо:

– А по-моему, я пока ещё ничего.

– Ничего… возможно, для других… но… но никак не для меня.

– Тебе не нравится мой цвет лица?

– Именно. Так ты едешь со мной? Да или нет? Обещаю тебе клубнику с грядки, свежую сметану, пироги и жареных цыплят. Для тебя это будет прекрасной диетой. И никаких женщин!

Он уронил голову на плечо Леа и закрыл глаза. – Никаких женщин… Блеск… Леа, скажи, а ты кто – мой брат? Ну что ж, я согласен, поедем. Женщины… Я только что от них… женщины… уж я на них насмотрелся.