Ангарский Сокол - [25]

Россияне же, пришедшие в этот мир гостями имели по три ребёнка максимум, у некоторых было по четверо, сказывался ещё менталитет людей будущего. Итого выходило, что княжество Ангарское располагало на конец 1635 года чуть более чем полуторатысячным населением, включая до трёх сотен местных тунгусов и бурят, большей частью в виде жён, живущих в посёлках.

Всего посёлков насчитывалось уже десять, из них — две крепости. Удинская крепость, потерявшая значение форпоста, потеряла и в населении — почти две трети её состава было переведено во Владиангарск. В Удинске начальником остался Карпинский, произведённый в капитаны. Литвинский Илимск был под присмотром владиангарцев майора Петренко. Соколов на следующий год запланировал свой переезд в Ангарск, который с того момента становился бы столицей Ангарии. В Белореченске же оставался начальником капитан Новиков, его люди опекали и Усолье. Иркутское поселение находилось под опекой форта и села Васильево, где командовал капитан Васильев, очень гордясь поселением имени себя. В Новоземельске всё также начальствовал Смирнов, готовя пока ещё сержанта Васина к Амуру. Ставший капитаном Зайцев командовал фортом Порхова — единственным пока населённым пунктом на восточном берегу Байкала, там же находился и Сазонов, который должен был возглавить экспедицию к Амуру, чтобы получить выход к океану для Ангарии.

Царство Московское, Полоцк, лето 7143 (1635)

Над Полотой, неспешно несущей воды на встречу с сестрицей Двиною, привычно звенела мошкара и уже принимались за ежевечерний концерт лягушки. Багровое солнце клонилось к закату, играя на воде последними бликами света. Стихали звуки продолжающегося второй год ремонта укреплений города, новый воевода решил максимально возможно улучшить обороноспособность твердыни. Московитам не хотелось отдавать город так же легко, как они его получили. На стенах древнего города занимала места вечерняя смена, провожая мастеровых, что после трудового дня уже предвкушали сытный ужин. Стрелец из гарнизона, вологжанин Онфим Быков, оправляя доспех, поднимался на стену Нижнего замка.

— Онфим, глянь-ко! — посмеиваясь, окликнул его Степан, приставив пищаль к зубцу стены.

— Эка, чудной мужичонка, — Онфим, упёршись обеими руками в гребень стены, смотрел на скачущего охлюпкой на кобыле крестьянина, что приближался со стороны Заполотья. Мужичок, тем временем, уже приближался к воротам замка, вертя головой.

— Случилось чего? Вона, башкой вертит, до нас дело есть, стало быть, — хмуро проговорил Онфим.

— Ляхи! Войско великое от Полюдовичей идёт! — еле донеслось до стен.

Внизу уже отворяли ворота, а Онфим, гремя коваными сапогами по каменным ступеням, спускался во двор замка. Как старший ночной охраны, он должен был явиться с докладом к князю Ивану Семёновичу Прозоровскому, поэтому, прихватив мужичка, он поспешил к сыну прославленного воеводы смоленской войны.

Глубокой ночью со стен полоцких укреплений можно было увидеть множество костров, горевших в отдалении от города. Королевское войско отдыхало, надеясь завтра уже начать приготовления к осаде Полоцка. Капитан Соколовский, бывший среди войска, бросал в темноту взгляды, полные еле сдерживаемой радости. Не пристало шляхтичу яко слабоумному потешаться над слабым противником. На этот раз Польша выставила такое войско, что московиты точно уберутся не только из Полоцка и Смоленска, но и, глядишь, в Москву заглянем на огонёк. Тем паче, что и татары в этот раз полякам поратуют.

— И я свой позор смоленский отомщу, — едва слышно процедил Соколовский и впился зубами в куриную ножку.

Глава 4

Герцогство Померания, Штеттин, сентябрь 7143 (1635)

В начале сентября король Польши Владислав в Штеттине, столице герцогства Померания негласно встречался со шведским канцлером Акселем Оксеншерна. Этот представитель знатной княжеской фамилии Швеции, генерал-губернатор, а теперь и канцлер королевства определял шведскую политику с момента гибели короля Густава Адольфа. Жена же погибшего шведского короля, по всеобщему убеждению высшей знати Швеции, управлять королевством не могла. Аксель добился того, чтобы короновали ребёнка, а сам в это время, по сути, правил страной. Оксеншерна весной этого года, во Франции, после многочасовых переговоров с кардиналом Ришелье праздновал свой успех. На стороне его королевства в войну вступила Франция, порвав все связи с Габсбургами. Теперь грохотавшая в Европе война окончательно потеряла свою религиозную окраску, так как и французы и их противники — австрийцы, испанцы, баварцы и прочие, были католиками. Отвлекая на себя главные силы врагов Швеции, французы давали Оксеншерне возможность разобраться с поляками. Только вступившая в войну Франция, теперь являвшаяся союзником, как Швеции, так и Польши, до этого момента сумела предотвратить назревавшую войну между сторонами по истечению Альтмаркского перемирия. Через год после того, как истек срок перемирия с Польшей, никто не мог поручиться, что Владислав IV, примирившийся с царем Михаилом Федоровичем, не попытается отобрать шведскую корону у малолетней Кристины. Оксеншерна, заинтересованный в мире с Польшей, вынужден был пойти на значительные территориальные уступки Речи Посполитой, отказавшись от завоеваний Густава Адольфа в Польской Пруссии. И в сентябре, при посредничестве французов в лице дипломата Клода д'Аво, обретавшегося при польском дворе, шведы и поляки заключили новое перемирие в Штумсдорфе.