Anenerbe - [55]

— Светлячок, — подсказал Виталий Борисович.

— Светлячок — не лампочка, он наделен божественной силой, все его существование подчиненно законам мироздания и он совершенно далек от каких-либо корыстных желаний.

— Значит, невозможно?

— Я не сказал: невозможно, я сказал: почти невозможно, — ответил Алексей Митрофанович и взял еще один клубень.

— Трудность заключается в том, что мешает субъективизм. Он является и тормозом и движущей силой. Это альфа и омега. Может ли черное быть белым и наоборот? Глупый вопрос для умного человека. Может! День и ночь — разве это не доказательство? Один и тот же вид из окна днем и ночью. А кто задумывался? Открытия, дорогой мой, часто случаются, когда мы отвлекаемся от устоявших стереотипов и глядим на мир, словно в первый раз! Иначе невозможно! Иначе мы в плену у самих себя! Вы полагаете, ученые какие-то особенные люди? И у них все по-другому? Нисколько!

— Почти невозможно — это как? — перебил Виталий Борисович, — один процент из ста?

— Может, из тысячи, а может, из миллиона. Мы узнаем, когда найдем этот единственный процент.

— А как посоветуете вы?

— Я?

Горелик бросил клубень в кастрюлю.

— Если я вам скажу мое мнение, это будет мое решение. Понимаете, мое! Но не ваше. А задача стоит перед вами, стало быть, и решение должно быть тоже вашим. Совет — вещь полезная, но куда полезней поощрение. Вы никогда не задумывались, почему одни нации преуспевают в тех областях, куда другие и ногой не ступали? Мы же все одинаковы и созданы из одного материала, наделенные в равной степени божественной искоркой!

— Не задумывался, — честно признался Виталий Борисович, — некогда мне.

— И правильно сделали! — окончательно сбил с толка Горелик.

— Они никого не слушают и не оглядываются по сторонам, а заняты своим делом, вот как вы.

— Образования мне не хватает, я же этот… из народа.

— Замечательно! Я тоже из народа. Батюшка мой с сохой не стоял, но и в графах не числился. Родословная, которой так многие гордятся, не более чем парадный камзол. А камзол могут пожаловать любому и в самый неожиданный момент. Его только стоит заслужить. Образование, воспитание — все это составляющие, но не определяющие факторы развития человека. Искра божья — она определяет, кем ты станешь и как пройдешь извилистой дорогою. Ночью спите или думаете?

— Сны вижу, а прежде не видел, — как-то грустно признался Виталий Борисович.

— Не было причины. То есть причина-то была, а вы не замечали.

— Пугают они меня.

— Не они вас пугают, а вы их боитесь, — поправил Алексей Митрофанович. А боитесь — к размышлению склоняют, думать заставляют, а вам — некогда. Клавдия Степановна приходила?

— Не приходила.

— Значит, плохо звали.

— Я ее не звал.

— Но думали. Верно? Думать-то думали?

— А как мне не думать! — возразил Виталий Борисович, — дело же закрывать нужно. Сегодня опять звонили — ругали. Им статистика нужна, показатели, а мне — истина.

— Истина, как и правда, — заметил Алексей Митрофанович, неумело строгая очередной клубень, — у всех разная. Но вы сказали истина. Не правда, а именно истина. Значит, и человек вы совестливый. Когда кто-то в разговоре подчеркивает, что он говорит правду — это настораживает. Выходит, все, о чем он говорил прежде, — неправда. Совестливый боится неправды, она для него тот же яд, а для человека лицемерного — средство к существованию. Обмануть кого-либо — себя обмануть. Плоть глупа и неразборчива, с разумом она не дружит. И кто из двоих возобладает и верх возьмет — решать человеку. Картофель возьмем — почистил, в кастрюлю бросил, водой залил и на огонь поставил. А уж каким он получится — не нашего ума дело. Все, что позволено, — смотреть, да огня убавлять. Картофель для всех един, для вас, для меня, и никто не возражает — глупо возражать. А что есть истина?

Горелик поднял глаза и внимательно посмотрел на Виталия Борисовича.

— Исть она. Вслушайтесь! Исть она. Не в смысле продукта питания, а нечто, существующее помимо воли человека, вне его желаний, а может, и вопреки. Проще говоря, объективно, как солнце, которым человек восхищается или ругает, использует или игнорирует, но без которого нет существования. Так же дело обстоит и с истиной. Только на солнце посмотреть можно, а истину следует чувствовать. Клавдия Степановна придет, не сомневайтесь — у нее сейчас забот и хлопот хватает, с каждым пообщаться, мнение выслушать. Сколько людей она встретила здесь? Вот каждого и следует посетить, необязательно знакомых и близких. Вы же ее прежде и не знали, и не встречались, а она к вам одному из первых пожаловала и не единожды. А то, что в образе странном, так это, может быть, мы странные. Откуда нам знать? Если для нас верх там, а низ тут, то для них ни верха, ни низа вообще не существует! Вот вам и объяснение логическое.

— В прошлое попал, — неожиданно признался Виталий Борисович.

— Во сне? — уточнил математик и поставил кастрюлю на плиту.

— Вчера ночью, прилег на кушетку и оказался в машине с красноармейцами. Еду куда-то, а куда неизвестно. Потом сообразил — в оцепление поставили с каким-то Комаровым. И все реально — ветер дует, темно, холодно. Стоим и разговариваем, только я себя не вижу. Чувствовать — чувствую, но не вижу. А затем,… — Виталий Борисович полез в карман, — вот этот человек убил другого человека. Из нагана стрельнул и убил. Звать его Сидорчук Ефим Пафнутьевич. Как звать другого, не знаю, и почему он его убил, тоже не знаю. Но думаю, знал Сидорчук. И что более занятно — видели его на днях в нашем городе. Психически нормальный человек видел — я справки наводил.