Анекдот как жанр русской словесности - [40]
На старости Хвостов до того ослабел, что его в порядочных домах перестали принимать, потому что он во время беседы, сам того не чувствуя, мочился под себя и пачкал кресла. По этому случаю Соболевский, а может быть, и Пушкин сказал:
Ковальков влюбился в девицу Адлерберг. Дев<ица> влюбилась в Ковалькова. <Решили> жениться. Но, увы, родители и слушать не хотят. Драма приходит к третьему акту – совершенному отчаянию. Любовники не могут жить <вместе>, следовательно надо умереть. Ковальков же, кстати, знал и яд, от которого смерть легка. Назначают день. Нанимают квартиру. Съезжаются.
С утра еше Ковальков написал записку и послал ее с верным человеком к знакомому аптекарю.
– Да зачем же барину яд?
– Яд? Будто яд? Верно мышей разводить; только у нас и мышей-то нет…
– Верно мышей… – сказал аптекарь с улыбкой и отпустил лекарство.
Но когда барин спрятал лекарство в карман, лакей перепугался <и пустился> за ним. Барин заехал за невестой. Та по сигналу вышла. Поехали. Лакей знал куда, случайно. Испуганный бросается к родителю своего барина и объявляет обо всем, тот посылает его же к родителям девушки. Все спешат в указанное место. Но пока нашли дом, квартиру, несчастные успели отравиться, выбросили ключ за окно и предались предсмертным восторгам, спеша перед переходом в Горний <мир> насладиться земным. Но яд слишком скоро подействовал: перед смертью заставил их испытать земные страдания и очиститься от земных излишков. Комната исполнилась земного смрада. Между тем двери взломаны. Преступники… (не разобрано – Е.К.), страшно охая, продолжают очищаться. Нечего делать, хитрость аптекаря доставила им супружеское счастье.
В обществе, где весьма строго уважали чистоту изящного, упрекали Гоголя, что он сочинения свои испешряет грязью самой подлой и гнусной действительности.
– Может быть, я и виноват, – отвечал Гоголь, – но что же мне делать, когда я как нарочно натыкаюсь на картины, которые еше хуже моих. Вот хотя бы и вчера, иду в церковь. Конечно, в уме моем уже ничего такого, знаете, скандалезного не было. Пришлось идти по переулку, в котором помешался бордель. В нижнем этаже большого дома все окна настежь; летний ветер играет с красными занавесками. Бордель будто стеклянный; все видно. Женшин много; все одеты будто в дорогу собираются: бегают, хлопочут; посреди залы столик покрыт чистой белой салфеткой; на нем икона и свечи горят… Что бы это могло значить? – У самого крылечка встречаю пономаря, который уже повернул в бордель.
– Любезный! – спрашиваю. – Что это у них сегодня?
– Молебен, – покойно отвечал пономарь. – Едут в Нижний на ярмонку; так надо же отслужить молебен, чтобы господь благословил и делу успех послал.
Матушка ужасно боялась большого света, и к сроку выпуска из Екатерининского института приехала в Петербург. Взяв дочку из института, пересадила прямо в тарантас и отправилась в деревню на почтовых. Ямшики не были посвяшены в виды матушки и, закладывая на станциях лошадей, изъяснялись между собою не обиняком.
Проехав несколько станций и вслушавшись в ямщицкую терминологию, добродетельная дочь спросила у добродетельной матери:
– Что это, матушка? Я <о> такой матери никогда не слыхала.
– Какой душечка?
– Ебеной, матушка! Вот Крестная мать, Посаженная мать, Родная мать, знаю, но Ебена мать, право, не знаю, что значит.
– Это значит, моя милая, как бы тебе объяснить… просто, так сказать, это ни больше ни меньше, так знаешь – дальняя родственница…
– Вот что! – и поехали, и приехали в деревню, и отдохнули, и поехали с визитами к соседям, из коих многие состояли с ними в дальнем родстве.
Подоспели именины чьи-то; собралось все соседство; загудела доморощенная музыка; начались танцы. Наша барышня стоит в паре с усатым драгуном; тот в ожидании очереди любезничает. Вдруг приехала какая-то дама; расцеловавшись с сидевшими дамами, пошла целоваться с танцующими.
– Кто эта дама? – спросил драгун у нашей барышни.
– Ебена мать.
– Как-с?
– Что такое???
– Ну да-с! Ебена мать, дальняя родственница.
У нас в России остряков больно не много. Язык ли наш или ум тому причиною, решить трудно. Есть и такие, которые при совершенно ординарных способностях обладали уменьем рассказывать несколько анекдотов, но зато эти немногие анекдоты они рассказывали в совершенстве. К числу таких рассказчиков в наше время принадлежали князь Эристов и Фед<ор> Серг<еевич> Чернышев.
Кн<язь> Эристов, бывший впоследствии генерал-аудитором морского ведомства, рассказывал всегда одни и те же истории, показывал одни и те же штуки. Вся прелесть историй заключалась в манере рассказа. Содержанием они не были богаты. Кажется, нижеследующая может держаться в этом собрании.
На стоянке в Польше Эристов присватался к молодой дочери своей хозяйки; дело пошло на лад, но к решительному увенчанию страсти представлялись два препятствия. Матушка спала за перегородкой, а пудель Азорка не отходил от молодой хозяйки. На крепость сна матушки понадеялись, Азорку с вечера как-то убрали и припрятали, и работа пошла благополучно. Но в самом разгаре дела кровать ли изменять стала или шум восторженного действия так был велик, что старуха проснулась.
Мы привыкли во многом воспринимать партизанскую войну 1812 году по «Войне и миру». Но великий Лев Толстой создал художественно безупречное, но во многом идеализированное представление о дубине народной войны. В реальности всё было не так просто и по-настоящему страшно.Как в действительности начиналось партизанское движение в 1812 года, читатель сможет узнать из предлагаемой книги. В основе её громкая некогда история подполковника Павла Энгельгардта, создавшего из своих крестьян партизанский отряд, с которым ловил и уничтожал солдат и офицеров «Великой армии».
В Одессе есть знаменитый пляж Ланжерон. Назван он так в честь Херсонского военного губернатора и Одесского градоначальника графа Александра Ланжерона, принявшего бразды правления после отъезда во Францию герцога Ришелье. Именно при Ланжероне Одесский край стал свободной экономической зоной, именно при нем был открыт Ришельевский лицей.Но на самом деле Ланжерон вошел в историю не только благодаря всему этому. Ланжерон был знаменит в высшем обществе Российской империи, как неподражаемый рассказчик и острослов.
Захватывающая история королевского ожерелья, украденного шайкой, возглавляемой графом Калиостро. В результате этой дерзкой кражи была несправедливо опорочена честь королевы Марии-Антуанетты, что повлекло за собой французскую революцию и казнь королевской семьи. Всю эту историю описал когда-то Дюма-отец, но он воссоздал в первую очередь саму грандиозную аферу. В настоящем же романе показано, что произошло далее. А далее было чрезвычайно интересный судебный процесс. Главарь шайки граф Калиостро был отпущен на свободу, а заточена была лишь графиня де ла Мотт.
Это – книга-реконструкция. Я попробовал, в меру своих возможностей, представить, каким мог бы быть профессиональный дневник шефа русской разведки в 1812 году. Содержание этого гипотетического дневника восстановлено строго по источникам.Ефим Курганов.
Биографическая, авантюрно-документальная повесть с картинками эпохи о графе Ланжероне де Сэсси, маркизе де ля Косс, американском революционере, французском эмигранте, русском генерале, градоначальнике Одессы, генерал-губернаторе Новороссии.
В первую книгу сборника «Золотая коллекция детективных рассказов» включены произведения в жанре исторического детектива. Николай Свечин, Антон Чиж, Валерий Введенский, Андрей Добров, Иван Любенко, Сергей и Анна Литвиновы, Иван Погонин, Ефим Курганов и Юлия Алейникова представляют читателям свои рассказы, где антураж давно ушедшей эпохи не менее важен, чем сама детективная интрига. Это увлекательное путешествие в Россию середины XIX – начала XX века. Преступления в те времена были совсем не безобидными, а приемы сыска сильно отличались от современных.
Эмма Смит, профессор Оксфордского университета, представляет Шекспира как провокационного и по-прежнему современного драматурга и объясняет, что делает его произведения актуальными по сей день. Каждая глава в книге посвящена отдельной пьесе и рассматривает ее в особом ключе. Самая почитаемая фигура английской классики предстает в новом, удивительно вдохновляющем свете. На русском языке публикуется впервые.
Нобелевская лекция лауреата 1998 года, португальского писателя Жозе Сарамаго.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.