Андрей Тимофеевич Болотов - выдающийся деятель науки и культуры 1738—1833 - [36]

Однако на сей раз под нажимом Яковлева канцеляристы действовали быстро, и уже 24 мая Болотова вызвали в специальную комиссию «на смотр». Хотя он и крепко надеялся на поддержку Яковлева, но поволноваться ему пришлось изрядно. Во-первых, оказалось, что желающих получить отставку набралось не так уж и мало, и часть из них, прошедшая комиссию до Андрея, получила по разным причинам отказ. Во-вторых, при разборе его просьбы неожиданное сомнение в целесообразности предоставления отставки выразил генерал-поручик Караулов: не млад ли годами капитан Болотов и не рано ли отпускать его из полка? Члены комиссии переглянулись, но Яковлев тут же подавил попытку увести их в сторону нежелательного для Болотова решения и безапелляционно заявил: «Добро, добро, господа! Пусть себе едет в деревню. Не бездельством же человек заняться собирается, а домостроительством и экономией, по науке основанной, что государству нашему знатную пользу принесть может. Думаю, что каждый из вас с сим согласен будет».

После такой убедительной речи председательствующего члены комиссии согласно закивали головами, да и Караулов тут же снял свое возражение. Андрей облегченно вздохнул. Наконец-то его мечта начинает сбываться и скоро он будет свободным человеком, осядет на родной земле, будет трудиться на ней. Однако, как ни хотелось Андрею поскорее покинуть опостылевший Петербург, все же ему пришлось порядком прожить в этом городе. Оформление документа об отставке затянулось, и только 14 июня Андрей смог получить желаемую бумагу. Радости его не было конца. «Не могу изобразить, как приятны были мне делаемые мне с переменою состояния моего поздравления, и с каким удовольствием шел я тогда из коллегии на квартиру... мне казалось, что я иду по воздуху и на аршин от земли возвышенным, и не помню, чтоб когда-нибудь во все течение жизни моей был я так рад и весел, как в сей достопамятный день, а особливо в первые минуты по получении абшида [документа]. Я бежал, не оглядываясь, с Васильевского острова и хватал то и дело в карман, власно как боясь, чтобы не ушла драгоценная сия бумажка» [¹⁸ Там же. Стб. 261.].

Казалось, что теперь все препоны позади. За время ожидания документа Андрей утряс все хозяйственные вопросы: купил лошадей, упаковал имущество, провел расчеты с кредиторами и дебиторами. После получения бумаги распрощался с сослуживцами и друзьями, повидался с Яковлевым, чтобы еще раз поблагодарить его за неоценимую услугу.

Яковлев был рад новой встрече с Болотовым, ему нравился молодой офицер, который с радостью покидал придворный Петербург и собирался навсегда осесть в глухой деревне, чтобы заняться хозяйством и наукой. В ответ на изъявление благодарности Яковлев сказал, что он ее не заслуживает, поскольку сделал только половину намеченного. На недоуменный взгляд Болотова пояснил, что хотел сопроводить его отставку получением очередного чина. Однако Военная коллегия проверила срок получения предыдущего. Оказалось, что производство было совсем недавно, и представление о присвоении нового чина отклонили.

Андрей заверил Яковлева, что за чипами не гонялся и раньше, а теперь, при жизни в деревне, они ему и совсем не надобны. Для него гораздо важнее то, что Яковлев помог ему избавиться от военной службы.

Теперь осталось попрощаться с Корфом. И здесь произошла осечка: генерала срочно вызвал в Петергоф император. Не вернулся он и на следующий день. Долго томившийся в ожидании отъезда Андрей не знал, что ему делать: ждать еще — не было никаких сил, уехать не попрощавшись — не позволяла совесть. Пошел посоветоваться к Балабину. Тот сразу же без колебаний заявил, что с Корфом попрощаться нужно обязательно. А генерал все жил и жил в Петергофе. Все догадывались, что длительное пребывание его у императора связано с политической обстановкой в стране. Очевидно, до Петра дошли какие-то сведения о готовящсмся заговоре и он решил принять ответные меры, для чего и вызвал Корфа.

Наконец генерал вернулся. Прощание Андрея с ним прошло тепло. Генерал одобрил желание Андрея уехать в деревню и заняться хозяйством. При этом намекнул, что особенно удачен отъезд именно сейчас. Андрей постеснялся расспрашивать Корфа о подробностях, ему и так было ясно, что тот имел в виду. Корф поблагодарил Андрея за хорошую работу, отметил, что он весьма доволен им во всех отношениях, и пожелал ему всяческого благополучия в дальнейшей жизни.

Выйдя от Корфа, Андрей почувствовал, что теперь он окончательно свободен и может ехать домой. Последним его желанием было проститься с городом. К Петербургу Андрей относился с двояким чувством. Он ненавидел его как место неприятной ему работы, как средоточие вызывающей у него отвращение жизни придворной знати. В то же время он любил его как город-красавец, город — творение великих мастеров; любил его прямые как стрела улицы, речки с изящными мостами и великолепными набережными. Особенно прекрасен был Петербург в то время, когда солнце почти не сходило с горизонта, заливая ярким светом просторы улиц и парков и вызывая сверкающие блики на водной глади Невы.

Долго бродил Андрей по улицам города. Все ему тут было знакомо по многократным поездкам с Корфом. Наконец, уставший, он вернулся домой, распорядился о выезде. Рано утром следующего дня обоз тронулся и без особых приключений 29 июня прибыл в Опанкино.