Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания - [147]
Тогда попросили, чтобы мощи положили на ложе и всѣ ихъ поцѣловали, что всѣ и сдѣлали. Ибо, разстеливъ пурпурное ложе, помѣстили сверху мощи святого, и всѣ ихъ облобызали, отъ мала до велика. А одинъ изъ отцовъ города, человѣкъ весьма родовитый и неудержимо вѣрившій въ апостола, пришелъ и, начавъ отъ головы лобызать и обливать слезами мощи, дошёлъ до ногъ. И какъ добрался онъ до правой ноги святого, то положилъ мизинецъ его ноги себѣ въ ротъ и откусилъ его зубами, думая про себя: “По горячей и искренней вѣрѣ хоть немножко заберу я отъ членовъ святого, чтобы было у насъ это какъ память и оберегъ”.
А когда взялъ онъ это, Императорскіе слуги, поднявъ святыя мощи и положивъ ихъ на повозку, довезли въ сохранности до Константинополя. И вотъ Императоръ, съ великой радостью принявъ честныя мощи святого и всеславнаго апостола и построивъ храмъ во имя апостола (sic!), положилъ его тамъ съ величайшимъ славословіемъ. Многія исцѣленія случились по пути и случаются въ Константинополѣ и по сей день во славу Господа нашего Іисуса Христа, Коему слава и держава съ Безначальным Отцомъ и Святымъ Духомъ, нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ, аминь».
Вотъ такъ и я, словно съ апостольскимъ мизинцемъ во рту, сижу теперь и думаю: а чего надобно мнѣ было такого, что рѣшился я на такой шагъ? Славы? Денегъ? Удовольствія отъ осознанія своего превосходства? Не знаю! Знаю лишь одно — что міръ этотъ, въ которомъ я столько лѣтъ уже прожилъ и надъ которымъ я такъ глупо надругался, много милѣе мнѣ теперь всѣхъ моихъ хитросплетеній и прежнихъ мечтаній. И дастъ Господь, вернусь я когда-нибудь въ монастырь, уже не Аѳонскій, конечно, не богатый древними рукописями, а простой и безыскусный, который до самыхъ оконъ засыпаетъ снѣгомъ, гдѣ рѣдкій солнечный лучъ есть величайшая на свѣтѣ радость.
Засимъ остаюсь искренне Вашъ
худѣйший священноинокъ Ампелiй +
Р. S. И вотъ что еще, дорогой Григорій Александровичъ. Ваша якобы случайная встрѣча съ нашей прекрасной и удивительной Ниной Туманишвили осуществилась не безъ моего участія, ибо я заранѣе вычислилъ, что вы въ одно и то же время окажетесь въ стѣнахъ Государственной рукописной библіотеки, хотя и не могъ предполагать всѣхъ обстоятельствъ. Въ дальнѣйшемъ я предуготовлялъ вашему союзу (въ появленіи коего ни минуты не сомнѣвался) одну изъ самыхъ значительныхъ ролей въ своей авантюрѣ, но, какъ видите, ни ей не пришлось осуществиться, ни ваши отношенія, увы, пока далеко не продвинулись. И въ этомъ также есть моя вина: я не взялъ въ соображеніе, что, посылая Нину къ этому презабавному «схіепископу» (какъ онъ самъ себя величаетъ) Горгонію, дабы добыть у того записи одного покойнаго іезуита-оріенталиста, я тѣмъ самымъ толкаю ее въ лапы горгонитовъ, куда такъ часто попадаютъ не устроенныя въ жизни ученыя барышни. Но видитъ Богъ, я не хотѣлъ этого! Простите меня великодушно и постарайтесь всеми силами, какія въ Васъ только имѣются, вызволить оттуда Нину, если она, конечно, такъ дорога Вамъ, какъ она мнѣ сама о томъ писала.
— Отец игумен, прибыли паломники из какой-то глухой деревни, требуют выставить все наши святыни для поклонения.
— Вынеси им три или четыре, а про остальные просто расскажи, отец Евлалий, как ты умеешь.
— Отец настоятель, не могу идти на послушание: спина болит.
— Ступай, чадо, к отцу Ферапонту: он даст тебе ревматической мази.
— Отец настоятель, большой аналой в храме сломался.
— Отец игумен, предлагают муку по сходной цене, и ещё…
— Отче, свежие новости о патриархе…
— Отче, такое дело…
— Отцы! Братия! Чада! Сегодня ведь праздник, и праздник великий — Сретение Господне! Отец Евфросин приготовил нам достойное его угощение, а вы своей суетой испортите мне всё пищеварение. Завтра, завтра все дела и будем решать. Аты, отец Мелетий, зайди по хозяйственным вопросам ко мне попозже. Пойдём, брат Иринарх, расскажешь мне свои новости…
Поднявшись в настоятельский покой, отец игумен поудобнее устроился в резном кресле с подлокотниками в виде львиных морд, снял стоптанные башмаки, вытянул уставшие ноги, глотнул из чаши травяного настоя и лишь тогда обратился к примостившемуся на низеньком табурете молодому рыжеватому монаху:
— Ну что, брат Иринарх, выкладывай, какие у тебя там новости.
— Город гудит, отче. Во-первых, все обсуждают сегодняшнее чудо с калекой у Святого Иулиана.
— Про чудо потом расскажешь. Что там с патриархом?
— Как знает твоё степенство, патриарх Николай после жалкой смерти возвратившего его на престол Александра, брата императора Льва, стал по его завещанию регентом при малолетнем багрянородном Константине вместе с магистрами Стефаном и Иоанном Эладой. После же бесславного окончания мятежа доместика схол Константина из рода Дук патриарх, как говорят, испугался, что вскроется его неблаговидная роль в этом восстании: он-де и пригласил Дуку через Артавасда, протопресвитера Великой церкви. А тут ещё приключилась беда — нашествие Симеона Болгарского, который потребовал его короновать, но патриарх, говорят, обманул варвара, возложив на его склонённую голову вместо венца свой монашеский намёт. Вдобавок ко всему, и восьмилетний император попросил вернуть во дворец свою мать — императрицу Зою Карвонопсину, которую патриарх выслал ещё при императоре Александре. Впрочем, он заставил её принять монашество с именем Анна, над каковым она надругалась уже в день пострига, вкусив под предлогом болезни мясной пищи.
Коллективный научный труд «Средневековая Европа: Восток и Запад» открывает серию публикаций Лаборатории медиевистических исследований НИУ ВШЭ, посвященных вечной и вместе с тем неисчерпаемой теме отечественной медиевистики: взаимоотношениям латинского Запада европейского субконтинента и православного (а отчасти и мусульманского) Востока. Из бесконечного разнообразия возможных сюжетов для данного издания отобраны лишь до сих пор глубоко не изученные. Во-первых, разбираются брачные стратегии и стратегии имянаречения в среде правящей элиты разных обществ Северной и Восточной Европы – от Скандинавии до Грузии.
Повесть лауреата премии «Дебют» Саши Грищенко «Вспять» на первый взгляд предельно фактографична, однако на деле это попытка преодоления правды факта. Реалии детства и дома, воспоминания и семейные предания втекают в поток земного времени, и вся повесть смотрится развернутой метафорой сыпучести, бегучести, невозвратимости бытия.
В основе книги «Бог, Рим, народ в средневековой Европе», продолжающей серию «Polystoria», — исследования, выполненные сотрудниками Лаборатории медиевистических исследований НИУ ВШЭ и их коллегами. Она посвящена различным аспектам культурной, религиозной и политической истории Средневековья на Западе и Востоке Европы. Помимо исследований здесь публикуется ряд средневековых сочинений, впервые переведенных с латыни и старопортугальского. Книга адресована историкам, филологам, историкам искусства, религиоведам, культурологам и политологам, а также широкому кругу читателей, интересующихся историей Европы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящую книгу составили переводы греческих текстов VIII–X веков, рассказывающих различные истории, подчас фантастические, о древней культуре Константинополя. Заброшенные в «темные века» здания и непонятные статуи внушали горожанам суеверный ужас, но самые смелые из них пытались проникнуть в тайны древних памятников, порой рискуя жизнью. Загадочные руины обрастали пышными легендами, а за парадным фасадом Города крылся необычный мир древних богов и демонов. Путешествуя по «воображаемому Константинополю» вместе с героями текстов, читатель сможет увидеть, как византийцы представляли себе историю дворцов и бань, стен и башен, храмов и монастырей, а также окунуться в прошлое и даже будущее столицы христианского мира. Книга «Легенды Царьграда» составлена и переведена Андреем Виноградовым, российским историком, исследователем Византии и раннего христианства.
Встречи с произведениями подлинного искусства никогда не бывают скоропроходящими: все, что написано настоящим художником, приковывает наше воображение, мы удивляемся широте познаний писателя, глубине его понимания жизни.П. И. Мельников-Печерский принадлежит к числу таких писателей. В главных его произведениях господствует своеобразный тон простодушной непосредственности, заставляющий читателя самого догадываться о том, что же он хотел сказать, заставляющий думать и переживать.Мельников П. И. (Андрей Печерский)Полное собранiе сочинений.
Воспоминания участника обороны Зимнего дворца от большевиков во время октябрьского переворота 1917 г.
Михаил Александрович Бакунин — одна из самых сложных и противоречивых фигур русского и европейского революционного движения…В книге представлены иллюстрации.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.