Андрей Миронов - [75]

Скорбная это участь… Не исключено даже, что «сверху» Миронову могли намекнуть – пора, дескать, исправлять свои ошибки, выправлять исказившееся впечатление о себе, как о советском актёре. Всяко в жизни бывает.

Так или иначе, Миронов согласился играть американского журналиста. Должно быть не последнюю роль сыграло и то соображение, что подобная «идеологически верная и верноподданная» работа неизменно оплачивалась по самым, что ни наесть, высшим ставкам. Так оно, кстати, и вышло – за роль Чарли Брайта Миронов в общем получил немногим более пяти тысяч рублей, больше, чем за любую другую свою работу в кино.

Премьера «Победы» состоялась в апреле 1985 года. Фильм, как и следовало ожидать, в прокате провалился, но официальная пропаганда изо всех сил постаралась не заметить этого провала. «Победу» усердно хвалили в прессе и на телевидении. Только спустя несколько лет, уже во время перестройки и сопутствовавшей ей гласности, когда кое о чём стало возможно говорить вслух, матвеевский «шедевр» получит ту оценку, которую он заслуживал на самом деле. Картине достанется за примитивизм, за интеллектуальную и художественную беспомощность, за поистине плакатную прямолинейность и много за что ещё.

Для Миронова 1985 год начался с большой радости. Уже 2 января в Центральном Доме актёра состоялась презентация книги под названием «В своём репертуаре…» – воспоминаний Марии Мироновой и Александра Менакера.

Мария Владимировна, которой помогал Андрей, читала отрывки из книги и принимала поздравления. Вечер закончился импровизированным концертом Андрея Миронова, которому аккомпанировал композитор Ян Френкель, севший за рояль. Миронов исполнил шуточные куплеты, танцевал.

10 марта скончался очередной престарелый Генеральный секретарь Константин Черненко, уступив власть молодому и энергичному Михаилу Горбачёву. Как раз в это время Миронов начал ездить на «БМВ». Ещё одна радость.

Осенью 1985 года режиссёр Алла Сурикова, та самая, что снимала «Будьте моим мужем», предложила Миронову сыграть фанатика кинематографа мистера Фёста (в переводе с английского – мистера Первого). Приступить к съёмкам картины, сценарий которой, написанный Эдуардом Акоповым, шесть лет пролежал на «Мосфильме» невостребованным, Сурикова была готова только в случае согласия Миронова.

«На самом деле фильм для меня начался даже не со сценария (пусть не обидится на меня Эдик Акопов), – писала Сурикова в своей книге „Любовь со второго взгляда“, – а с исполнителя главной роли – с Андрея Миронова. Меня часто спрашивают, мог ли главную роль сыграть кто-то другой. Я поставлю вопрос иначе: была бы вообще эта картина, если бы Андрей Александрович Миронов не захотел бы в ней сниматься? И это не преувеличение. Не дань памяти прекрасному артисту. Картина началась с Андрея, с того момента, как я поняла, что мистера Фёста – человека с бульвара Капуцинов, решившего переустроить мир при помощи „синема“, будет играть именно он. И он сказал своё „да“.

Я храню в архиве текст его последнего газетного интервью – он дал его в день отъезда Театра сатиры на гастроли в Ригу корреспонденту „Вечерней Москвы“: „На кино не остаётся времени, всё забирает театр. Но ставя „Тени“, занятый по горло, я не мог отказаться от роли Фёста в фильме Суриковой. И потому, что мы с ней работали над фильмом ‚Будьте моим мужем‘, и потому, что предложенный ею материал и на сей раз оказался очень симпатичным, прежде всего по благородной идее, по характеру героя.

Что-то меня сразу подкупило в Фёсте, подружило с ним. И то, что он по-своему Дон Киот, и то, что, если можно так сказать, он не просто чудак, а очень своеобразный счастливый неудачник или неудачливый счастливец. Странное сочетание? А ведь живое, непридуманное, и для меня – и в экранной моей биографии – новое“»[64] .

В феврале 1986 года Миронов начал репетиции своего нового спектакля «Тени» по пьесе Михаила Салтыкова-Щедрина. Он был режиссёром и играл статского советника, директора департамента Петра Сергеевича Клаверова. Это была последняя постановка Миронова и последняя его роль в театре.

На первую репетицию вместе с Мироновым пришёл Валентин Плучек. Миронов держался как обычно, а Валентин Николаевич выглядел напряжённо и даже вызывающе. Их отношения продолжали оставаться натянутыми, напрочь исчезла и уже успела забыться былая сердечность, улетучилось взаимопонимание. Разумеется, Андрею это было неприятно, даже больно, но он старался не показывать виду и находил успокоение в работе. О переходе в другой театр больше не думал или же думал, но не находил приемлемого варианта.

Нет, Андрей не был неблагодарным, он всегда помнил, чем был обязан Плучеку, неизменно с уважением отзывался о нём и, называя Валентина Николаевича «учителем» и «наставником», нисколько не кривил душой. Миронов умел быть благодарным и пригласил Плучека на начало репетиций из признательности и уважения. К тому же Плучек оставался мастером, который, вне всякого сомнения, мог дать своему ученику полезные советы.

Правда, в своей речи, как бы благословляющей начало репетиций, Плучек не сказал ничего интересного – одни лишь банальности. Но тем не менее правила приличия, которыми всегда так дорожил Миронов, были соблюдены. Мэтр почтил своим присутствием, благословил, пожелал успеха и даже совершенно по-отечески поцеловал Андрея, перед тем как уйти. После ухода Плучека выступил Миронов. Сказал, что пьеса «Тени» не имеет близких аналогов, что, несмотря на свою мрачность, она прекрасна, что его, как актёра и режиссёра, привлекает мысль о мясорубке определённой системы, которая засасывает людей… Коснулся сценического оформления, затронул некоторые нюансы, охарактеризовал идею пьесы, как ирреальность, вплетённую в реальность, и сказал, что «все мы подлецы, и люди благоразумные» – это очень современная эмоция.