Андрей Боголюбский - [200]

На другой день в избу стали заходить соседи. Сняв в дверях шапку, крестились у порога, молча подходили к умирающему. Приходили проститься кузнецы и плотники, каменщики и злато кузнецы, гончары и кожевники.

Деда Кузьму положили на «покойную лавку», под голову постелили пасхальный столешник - чистую скатерть, которой был накрыт стол на Пасху. На божнице мигала свеча.

Соседки-старухи в красном углу накрыли стол белой скатертью с красной перетканкой по краю, положили каравай хлеба и деревянную солонку. Чтобы душа деда омылась и легко отправилась в дальний путь, на столе рядом с восковой свечой поставили чашу с чистой водой.

В тихом шёпоте людей Алексей слышал много похвального деду. Умелец был, что и говорить, - знал своё дело. Немало поработал. Не одному ратнику спас жизнь своей кольчугой и крепким мечом. Моргая глазами, щитник говорил Николаю:

- Всё Федорец виноват! Кузнец его, окаянного, догонит на том свете - он ему покажет! Кабы не пытка на епископском дворе, старик жил бы да жил…

Изба огласилась причитаниями женщин. Высокая чёрная старуха вышла вперёд. Подперев щёку ладонью, начала тихо, постепенно повышая голос:

Сударь ты наш, родимый батюшка,

Куда же ты, батюшка, это собрался?

В какую, батюшка, путь-дороженьку?

В голосе её уже слышалось едва сдерживаемое рыдание:

И кто к тебе, батюшка, приходил на думушку?

И кто тебя, батюшка, уговаривал?

Алексей вышел во двор.

Хоронить деда Кузьму собрался чуть не весь город. Проводить старого оружейника в последний путь пришли и княжие воины, которым он много поделал оружия и доспехов за свою долгую жизнь. Плотники и тесляры принесли долблёную дубовую колоду, вниз положили сено, стружки, несколько берёзовых веников, которыми мели пол. Всё накрыли холстом. Старухи обрядили умершего в саван, запеленали в широкий холст. Отроки и воины подняли колоду на плечи и вынесли на улицу. Как белая ладья, плыл гроб деда над толпой владимирского люда. Старого мастера несли на воинское кладбище.

Рядом с Алексеем шёл мечник Прокопий. Суровое лицо было спокойно. Когда один из отроков споткнулся о камень, мечник встал на его место и подставил плечо под гроб.

Спустились по скользкой, глинистой улице в овраг, медленно потянулись кверху. Толстый буйноволосый дьякон о чём-то переговорил со священником, откашлявшись, затянул басом, остальные подхватили. Алексей слушал, не вникая в слова, тяжело переставляя ноги. В голове ещё никак не могла уложиться мысль, что дед умер. Когда он подошёл помочь воинам нести гроб, на него посмотрели удивлённо:

- Что ты, разве можно родного?

На кладбище, густо поросшем травой и кустарниками, с небольшой берёзы, стоявшей окно свежевырытой могилы, с шумом поднялась стайка воробьёв. На кучу жёлтой глины поставили гроб, священник начал службу.

Печальный обряд был краток. Застучали о крышку гроба комья земли. Алексей подошёл и бросил горсть…

- Вот и похоронили деда! - сказал Алексею Никита, когда они возвращались домой…

Алексей ему не ответил.

Арина шла позади в толпе женщин. Алексей стал на обочину канавы, пропустил всех, а затем взял её за руку, и они пошли вместе.

4

Как-то днём полез Алексей за божницу, где лежал у них заготовленный для работы кусок серебра. Случайно рука нащупала что-то твёрдое, завёрнутое в тряпицу. Алексей вытащил нож, взятый у дружинника, которого убил Прокопий под Киевом. Тускло мерцало серебро на чёрном дереве. На лезвии, у самой рукоятки, отчётливо виден был знак княжеского мастера.

Подошёл Прокопий, молча повертел нож в руке.

- Чудно! Сделал его владимирский мастер, а оказался он у воина в Мстиславовой дружине.

Мечник возвратил нож, задумчиво прошёлся по избе, заложив руки за спину.

- Узнать бы имя его последнего хозяина…

- А для чего тебе это нужно? - спросил его Алексей.

Мечник криво усмехнулся:

- Проведаю имя воина - буду знать, за упокой чьей души свечку ставить.

Алексей понял, что мечник что-то задумал.

Трудно было сказать, какими путями попал этот нож под Киев. «Да и так ли интересна эта история? - думал Алексей. - Нож мог купить во Владимире киевский купец, мог, наконец, быть потерян и кем-нибудь из владимирских воинов…»

Вечером Прокопий спрятал нож за пазуху и вышел. Возвратился он совсем поздно. Нож, как всегда, положил за икону. Спрыгнув с лавки, сказал хмуро:

- Показывал одному оружейнику. Говорит, что мастер, сделавший этот нож, умер. Ученик его женился на московлянке, в Москве теперь. Буду на Москве, обязательно навещу его… Алексей, - спросил Прокопий, - а ты на обратном пути в Москве к вдове той не заходил?

- Зачем?

- Конечно, не свататься.

- Чудно говоришь ты, Прокопий!

- Не пытал, не встречала она тех мужей, что к ней заезжали ночью и о князе нашем воровские речи держали?

- Нет, не видела она их, об этом я её спрашивал. Мечник задумался.

- Если узнаем, для кого этот нож был сделан, многое может открыться.

5

С возами награбленного киевского добра возвратились во Владимир нарочитые мужи. Навезли всего, что попалось под боярскую руку: серебряную утварь и посуду, дорогое оружие, пригнали стада коров и табуны коней.

На владимирском торгу продавали пленных киевлян и киевлянок. Орачи-смерды ценились дешевле, чем мастера-горожане. Но мастеров-умельцев опасно было продавать. Князь посылал своих слуг, чтобы нужных ему оружейников, щитников, каменщиков и златокузнецов брали из неволи и как княжих людей селили в городах и пригородах земли.