Андрей Беспамятный: Кастинг Ивана Грозного - [33]

Правда, стоящие здесь метательные системы в корне отличались от тех, которые Андрей разглядывал в учебниках по истории: с туго закрученными жгутами из женских волос и чашами на концах рычагов для укладывания «боеприпаса». Здесь на высоких, сбитых из толстых бревен опорах лежала ось, поверх которой был привязан небрежно ошкуренный сосновый ствол. К короткой его части, длиной метра в два, крепились по сторонам две корзины кубометра по полтора, засыпанные камнями. К длинному рычагу — метров в шесть — была привязана большая кожаная петля. Скорее всего, из коровьей шкуры. Вот и вся система. Немножко гравитации — и никаких «аккумулирующих энергию элементов».

В поисках лестницы сержант прошел по стене до угла и обнаружил на небольшой выдающейся вперед площадке короткую пушечку, накрепко примотанную проволокой к толстому чурбаку и смотрящую вдоль стены. Длиной пушка была в руку, калибром — в два кулака. Матях сунул ладонь в ствол, нащупал пыж, уважительно кивнул: заряжено. Похоже, крепость готова сражаться хоть сейчас.

Сержант двинулся дальше, за сараи, и вместо лестницы нашел пологий земляной спуск. Навстречу поднималась Прасковья, которая тут же залилась краской и отвела глаза.

— Я корец и поднос заберу, боярин Андрей.

— Забирай, скромница ты наша, — кивнул Матях. — Скажи, а Илья Федотович где?

— Он с холопами к Панышонкам умчался. Сказывают, татары там объявились.

— Татары? — Въевшийся в плоть и кровь каждого русского человека синоним опасности сразу заставил иначе взглянуть на происходящие в усадьбе приготовления. — Далеко?

— Полста верст, боярин.

— Пятьдесят верст, это около ста километров, — произвел в уме нехитрый подсчет Матях и несколько успокоился. — Постой, не убегай. Помыться бы мне хотелось, одежду постирать. Не подскажешь, как это можно сделать?

— Баню вчерась топили. — Прасковья, хотя это и казалось невозможным, покраснела еще сильнее. — Хозяйка, мыслю, снова дрова палить не даст. Но вода теплая должна остаться. А порты и рубаху я могу постирать. Дни ноне жаркие, до завтра просохнет.

— Ага. — Андрей почесал в затылке, вспомнив, что сменной одежды у него нет. Не голым же почти сутки сидеть? Впрочем, раз уж ему отвели отдельную комнату, можно переночевать и нагишом. Если что, в одеяло завернется, яко в римскую тогу. — Ладно, была не была. Показывай баню.

* * *

К зоринской усадьбе отряд Умильного подошел едва ли не самым последним. Впрочем, позорного в этом ничего не было — просто земли Ильи Федотовича находились дальше всех от места сбора. Внутри крепостцы собравшееся войско, естественно, не помещалось, а потому шатры стояли снаружи, возле дубового частокола. Многие из этих походных домов были хорошо знакомы и боярину, и его холопам. Немецкие белые парусиновые шатры принадлежали помещикам Хробыстину и Лыкову. Сказывали, привезли они их из Смоленского похода. Но не захватили в бою, а просто купили в одном из тамошних городов.

Атласный переливистый остроконечный «дом» выдавал присутствие Федора Шуйского. Эту красоту подарил его деду отец нынешнего государя. Серая невысокая палатка — боярина Дорошаты. Хотя в его руках и находилось целых пять деревень, но владения были лесистыми, пашни смердам еле хватало, и богатством помещик похвастаться не мог. Украшенная шелковой лентой удивительно сочного изумрудного цвета юрта принадлежала кавалеру Лебтону, переселившемуся на Русь из далекой Баварии. Ушлый немец, присягнув царю и получив на кормление безлюдные земли на правом берегу Косы, населил их буквально за несколько лет, не отпуская освобожденный во время походов полон, а осаживая его в своих владениях. Его деревеньки так и назывались по местам, откуда он привел смердов: Астрахань, Волга, Кукморы, а то и просто — Полон, Степные. За юртой немца стояло несколько точно таких же, но попроще, крытых войлоком и коврами. Это примчались на подмогу те самые татары, которых поначалу опасались местные бояре: Ирим-мурза, Калтай, Чус-бек, Ардаши, Ухтым-бей.

Если все собравшиеся помещики, как и Умильный, привели с собой хотя бы по половине воинов, общая рать должна насчитывать не менее трех сотен конников. С такой силой полутысяче степняков никак не управиться.

— Касьян, — оглянулся на холопа Илья Федотович, — расседлывайте лошадей, становитесь лагерем. Я скоро.

Хотя ворота усадьбы были распахнуты настежь, боярин Умильный из вежливости спешился снаружи, перекрестился на надвратную икону и вошел во двор, ведя коня в поводу. Тут же подбежал местный холоп, забрал скакуна. Гость остановился, повел плечами. Зловеще зашелестели кольца байданы. Но Семен Васильевич Зорин ждать не заставил, торопливо вышел на крыльцо, спустился навстречу:

— Здрав будь, Илья Федотович. Заждались мы тебя. Проходи в трапезную, садись к столу. Подкрепись с дороги чем Бог послал.

В обширной комнате, стены которой были обиты дорогим иноземным бархатом, а стол покрывала алая атласная скатерть, было тесно от собравшихся воинов, все, как один, одетые в броню, и звон железа временами перекрывал голоса людей.

Вернувшись на хозяйское место, боярин Зорин выбрал с опричного блюда[83]