Андрей Белый и Эмилий Метнер. Переписка. 1902–1915 - [372]
>11 Цитата из п. 307.
>12 Цитата из неизвестной нам «записки» Белого по поводу «Vigilemus!».
Сейчас перечитал копию своего письма от 12/25–X–913. Все там сказано, разъяснено, спокойно, хотя и не без горечи; а главное, фактически точно. Вы же в своей записке пренебрегли всем, что могло бы осветить дело о Vigilemus, словно Вы вовсе не читали моего письма. Ваша Записка – неуклюжая диалектика плохого адвоката и ничего больше. Но я прочту всем вслух мое письмо Вам от 12/25–X–913, чтобы выяснить мою роль в этом деле с самого начала. К своему «досье» я прилагаю Ваши два письма, кот<орые> касаются Vigilemus’а. (Будьте покойны: писем, компрометирующих Вас как антропософа, сообщившего мне «тайны», я никому никогда не покажу). – Набросок отчета Киселева и декларация Сизова, приложенные к моему «досье», будут и Вам на несколько дней высланы, когда их прочтут адресаты наших встречных разъяснений. Заключаю свое письмо снова просьбой переслать Эллису все книги Пути, Некрасова, Скорпиона, Грифа и т. п., кот<орые> были Вам высланы из Мусагета для рецензий, а также написать Вашей маме, чтобы она выдала все взятые Вами из библиотеки Мусагета книги тех же издательств, кот<орые> Вы взяли в бытность в Москве[3877]; т<ак> к<ак> мы хотим составить каталог библиотеки Мусагета. Эллис жаждет книг, а мы не можем покупать вдобавок книги, кот<орые> получали в обмен.
Ваш Э. Метнер.
P. S. Так как при ревизии мусагетской канцелярии Киселевым все более и более выясняется неисправность Ахрамовича, то возможно, что он своевременно не выслал Вам проекта домашних правил книгоиздательства Мусагет[3878]. Или он выслал (сейчас не могу справиться), но Вы не имеете этих правил под руками и станете еще по поводу этого вступать в пререкания. Поэтому я выписываю то, что имеет отношение к затронутому Вами в Вашей записке, и в сущности известное в главных чертах Вам и до составления означенных правил.
§ 7. При редакторе, в помощь ему состоит совет. Его составляют
1. Редактор, председательствующ<ий> на заседани<ях>.
2. Секретарь издательства, ведущий делопроизводство совета.
3. Четыре члена, избираемые редактором.
Этими четырьмя были: Вы, Рачинский, Киселев, Петровский: (А Вы все время упоминали о Сизове!)
§ 17. Собрание (общее всех членов Мусагета) считается состоявшим<ся> при наличности девяти членов (из 20-ти).
Но так как даже девять членов нельзя было почти никогда собрать, то приходилось обходиться часто без общего собрания, хотя и назревали вопросы, для решения которых важно было бы выслушать общее собрание. Но его заменило de facto, но без авторитетности частное совещание четырех-пяти-шести членов (как придется); вот здесь участвовал и Степпун и Сизов и Нилендер; но голосование этого совещания, конечно, только и имело «совещательное» значение. Но и <на> таком совещании Сизов высказался за печатание Vigilemus. Все Ваши рассуждения о нарушении конституции висят на воздухе. NB Совет (термин Киселева, составивше<го> проект) продолжал называться Литературным Комитетом. Вот и все. Надеюсь, что тут для Вас ничего нового не было. Или Вы под конституцией разумели нечто подобное фантастическому договору о том, что anthroposophi sacrosancti sunt?[3879] даже если надо для этого чтобы pereat Musagetes[3880]. Ведь если Вы смешали Совет (т. е. Литературный Комитет) с Общим собранием, то почему Вы не запросили, как голосовали Нилендер, Сергей Соловьев, Степпун? Вас интересовал лишь голос антропософа Сизова, который, однако, неожиданно для Вас оказался за напечатание Vigilemus. –
P. P. S. Я так разбит, уничтожен, опустошен, как никогда. Вы даже не подозреваете, что Вы учинили своею верностью антропософии. Я этого слова слышать не могу. К черту все идеи и всех учителей, раз совершаются такие бесчеловечные поступки, как то, что Вы позволили себе в отношении к Эллису и ко мне. 10 лет должно пройти, чтобы залечилась эта рана и чтобы мы могли снова спокойно посмотреть друг другу в глаза. А Эллису Вы уже
