Андрей Белый - [146]
В марте 1925 года Белый и К. Н. Васильева поселились в дачном подмосковном местечке Кучино (по Нижегородской железной дороге) неподалеку от станции. Сначала около месяца прожили в бывшем имении миллионера Рябушинского, где располагалась гидрологическая станция и на территории которой ее заведующий – профессор М. А. Великанов – предложил бездомному писателю временно две комнаты. Затем, оглядевшись, Белый с женой сняли на лето верхний этаж неподалеку расположенной дачи, а ближе к осени договорились о переезде на другую, считавшуюся зимней, дачу, где им суждено было прожить почти шесть лет. Хозяева двухэтажного дома – пожилая супружеская пара Шиповых – производили хорошее впечатление. Муж работал в Москве бухгалтером, жена – домашняя хозяйка – на первых порах взяла на себя заботы по обслуживанию жильцов, которым на втором этаже выделили две комнаты: столовая, где также спала Клавдия Николаевна, и кабинет писателя, работавшего по ночам.
А. Белый прозвал новое подмосковное пристанище «таинственным островом – Кучино» и несказанно радовался уединению, близлежащему заповедному лесу и предоставленной возможности спокойно работать. Впервые за много лет у него появился, как он любил выражаться, «свой угол». П. Н. Зайцев, часто приезжавший к Белому на правах добровольного литературного секретаря и державший его в курсе литературной жизни, рассказывает: «Жизнь в Кучине шла довольно размеренно. Еде уделялись строго положенные часы (завтрак, обед, ужин). После ужина Борис Николаевич уходил на полчаса в кабинет, чтобы „вытянуться“, как он говорил, на своем ложе, извиняясь перед гостями, если те приезжали вечером. Так он готовился к ночной работе. К половине одиннадцатого он усаживался за письменный стол, предварительно закусив и выпив стакан чая. Работал до 4 часов утра, порою, зимой, засиживался до 6–7 часов утра. Перед рассветом ложился в постель, но и во сне перед ним теснились образы персонажей и повороты сюжетов. Проспав до часу-двух дня, Борис Николаевич вставал не вполне отдохнувшим. При этом в часы ночной работы он выкуривал бесчисленное количество папирос. Как это действовало на него – нетрудно себе представить…»
Впрочем, от бытовых неурядиц никуда не деться. Кучинский дом был старый, холодный, зимой дуло во все окна и щели. Для печного отопления постоянно требовались дрова, их Борису Николаевичу приходилось рубить самому. Зимой в его обязанности входили также уборка снега возле дома и очистка дорожек. Но главная напасть и забота – керосин. По ночам в самый разгар писательской работы и без того слабое электричество периодически и надолго отключалось. Для керосиновой лампы требовалась «заправка», а керосин в ближайшую кооперативную лавку поступал нерегулярно. Приходилось выстаивать огромную и медленно двигающуюся очередь. Потому-то самым большим подарком, который однажды привез П. Н. Зайцев, оказался бидончик с керосином.
Жили непритязательно. Однажды зимой на площади Курского вокзала в ожидании трамвая с Белым столкнулся знавший его и ранее художник В. А. Милашевский. Белый предстал перед франтоватым рисовальщиком в потрепанном ватном пальто с потертым каракулевым воротником, поднятым до предела и перевязанным женским пуховым платком, в подшитых валенках и в нахлобученной до глаз шапке-ушанке псиного цвета. Но и в этом нелепом одеянии Белый выглядел неземным пришельцем. Из-под женского платка, пишет Милашевский, сверкал какой-то «серафический» взгляд, взгляд архангела или пушкинского пророка: «Он был одновременно и восторжен и восхищен и, как будто впервые „сошед“ с гонных высот, увидел „и вижд“, и этих людишек – муравьев, которые что-то все тащили, перли, продирались, волокли, какую-то не то труху, не то „едово“».
Клавдия Николаевна (Клодя, как ее обычно звали) теперь почти всегда находилась рядом, и Белого вновь стало посещать поэтическое вдохновение. Все его прошлые «музы» по-прежнему здравствовали: Маргарита Морозова – в Москве, Люба Менделеева-Блок – в Ленинграде, Нина Петровская и Ася Тургенева – за границей, и вот теперь Клодя Васильева – в Кучине под Москвой. Только она одна теперь его и вдохновляла. Музы – не вечны, вечна только поэзия. Но если нет музы – нет и творческого порыва. И только муза способна вдохновить на создание подлинного поэтического шедевра – как бывало уже не однажды. Теперь лучшие свои стихи Белый посвящал Клавдии Николаевне:
В подмосковном Кучине Белый сполна ощутил в себе поэта. Новых стихов писал мало, зато увлекся переделкой старых. Некоторые перерабатывал до неузнаваемости. Неспешно готовил к изданию стихотворный сборник из новых и старых (переработанных) стихов, подобрал нетривиальное название – «Зовы времени», но он так и не вышел в свет.
