Андерсенам — ура! - [9]

— Нет, правда. Если у человека на душе чертовски хорошо, то ему хочется кричать. Как тогда, во вторник, у ручья. Было до того здорово, я не думал, что так может быть. В первое время было не так, но во вторник… Когда я ночью шел домой…

— Тебе хотелось кричать? — В волнении она рвала остатки нитки. — Почему же ты этого не сделал?

— Здесь? Посреди поселка? Нельзя. Подумают — сумасшедший. Вот всегда так: иной раз хочется выкинуть какой-нибудь номер просто так. Но всегда на тебя кто-нибудь глазеет и ухмыляется.

Туне смотрела на него не отрываясь.

— Ты не представляешь, как громко я могу крикнуть, — быстро сказал Эрик.

— А ты пробовал?

Он смущенно кивнул, и Туне снова с любопытством уставилась на него.

— Когда это?

— На каникулах в прошлом году. В пансионате. Когда открытку от тебя получил.

— Ну подумаешь — открытка! И всего-то я написала, что живу хорошо.

— Да.

— Я писала ее в кафе. Мы с мамой были в городе и зашли в «Пернилле» выпить кока-колы. Я там и написала. Тогда был четверг.

— А получил я ее в пятницу. Когда увидел, что она лежит на полочке у администратора и она от тебя, я…

— Заорал? — спросила она в восторге.

— Нет, что ты! Там же люди кругом. Я взял лодку, отгреб подальше, так что берега почти не видно стало, и уж тогда…

Он набрал в грудь воздуха, и Туне быстро сказала:

— Давай сейчас крикни! Здесь мы можем орать сколько влезет!

Но он медленно выдохнул. На соседней ветке висели качели, и Эрик встал на них, держась руками за веревки. Туне перелезла и встала рядом. Они стояли, прижавшись друг к другу, качели начали раскачиваться — сначала медленно, потом все быстрей и быстрей. Вокруг все свистело, листья задевали по лицу, и вдруг Эрик открыл рот и закричал. Это был высококачественный крик, начинавшийся где-то в области живота и кончавшийся высоко в небе; безудержный хохот и безоглядное счастье, сливаясь воедино, летели над крышами домов. Казалось, легкие готовы лопнуть от распиравшего их воздуха; Туне и Эрик неслись, тесно-тесно прижавшись, и чувствовали, как их неодолимо тянет вверх, потом на секунду замирали в воздухе и, падая вниз, опять издавали громкий ликующий вопль.

— Боже мой! — простонала женщина, шедшая в магазин, испуганно схватилась за сердце и хотела еще что-то добавить, но в тот же миг раздался новый вопль, еще громче прежнего. Она обернулась к фру Сальвесен, которая убирала с балкона постельное белье.

— С этим нужно кончать!

— Это варварство, — сердито ответила фру Сальвесен, сворачивая простыни и перины вместе. Ей тоже хотелось кричать. Она стояла, зарывшись лицом в белье, белое, чистое, только что выстиранное и ничем не пахнущее, и вдруг вцепилась в перину зубами. Но тут же взяла себя в руки. Пошла в спальню. Ее кровать и кровать мужа стояли вплотную, и это почему-то ее разозлило. «Варварство», — пробормотала она и пнула одну из кроватей с такой силой, что та стала наискосок. Крик доносился даже сюда, и фру Сальвесен резко захлопнула балконную дверь.

Монтер из энергетического управления нерешительно топтался у забора Андерсенов. Из засаленной папки он вытащил какую-то бумагу, сверил запись с фамилией на почтовом ящике и, убедившись, что попал по нужному адресу, двинулся вперед. Потом остановился и недоверчиво взглянул на почтовый ящик еще раз. Осторожно сунул туда палец и, увидев на нем красное пятно, понюхал. «Кровь!» — пробормотал он и зашагал по дорожке. Из дома доносилась тихая песня. Было слышно кудахтанье кур и похрюкивание свиньи, и поскольку сам он родился в деревне, это его немного успокоило. И ослов тут держат, что ли? Короткие скрипящие звуки, слышавшиеся из-за дома, очень напоминали ослиный крик. Монтер ездил туристом на Майорку и слышал там, как кричат ослы. Но, свернув за угол, он, к своему разочарованию, обнаружил, что такие звуки издает старый насос. Какая-то девчонка качала воду. У стены стояла наполовину налитая ванна, и там плескалась маленькая девочка. Она была в одежде и пыталась поймать рыбок, сновавших по ванне, но это ей никак не удавалось.

— Что, малышка, рыбачим? — льстиво сказал монтер, но она не удостоила его вниманием. Быстро подняв руки, девочка шлепнула по воде так, что брызги полетели прямо ему в лицо.

Он поднялся на крыльцо и дернул за шнурок, прицепленный к связке старых бубенчиков, какие подвязывают коровам. Женский голос из-за двери пригласил войти.

В комнате он остановился, удивленно оглядываясь по сторонам. Несомненно, это старая лавка, с полками, прилавком и множеством другого магазинного оборудования вперемешку с обычной мебелью. Старый кассовый аппарат приспособлен для хранения ножей и вилок. Фру Андерсен как раз перетирала ножи и, увидев монтера, бросила их в ящик.

— Я из энергетического управления, — строго сказал монтер. — Пришел отключать свет.

— Очень приятно. Мы вас ждали, — улыбнулась фру Андерсен.

— Ждали? — он был сбит с толку и от растерянности даже забыл снять форменную фуражку. — Что значит — ждали?

— Ну, мы ведь получали от вас эти бумажки.

— Вам было послано три предупреждения!

— Четыре. Четвертое мы получили неделю назад.

— Три! — упрямо сказал монтер. — Мы всегда отключаем после третьего предупреждения. Так что теперь и не думайте просить об отсрочке.