Андалузские легенды (сборник) - [16]

Заехал снова знакомый аббат, и подтвердил его мнение, что кошка эта — ничто иное, как обернувшаяся Хосефа.

Что ж было делать? Кота Антонио бросил со злости в колодец и взял на свою совесть загубленную душу, хотя и проданную дьяволу, а все-таки душу. Бедную Хосефу, т. е. кошку, Антонио взял и стал за ней ухаживать, как бывало, она ухаживала за проклятым котом-студентом.

Все деньги, какие только зарабатывал Антонио, шли аббату на молитвы, обедни и на раздачу милостыни, чтобы отмолить душу Хосефы.

Через год Антонио запрыгал однажды от радости и заплакал как младенец. Вернувшись домой из поездки, он нашел дома свою настоящую Хосефу — уже в виде супруги, а не в виде кошки. Отмолили!

И каких только чудес не рассказывала ему Хосефа! Она ничего не помнила и не знала за весь год, — она как бы не видела всего того, что делал для нее муж, пока она была кошкой.

Боясь какой новой беды, Антонио и Хосефа переехали жить в Андалузию. Ни муж, ни жена не любили и вспоминать, не только рассказывать про этот случай с ними.

Подземная девушка

По дороге из Алмерии в соседний городок Адра, жила одна женщина с дочерью. Они держали постоялый двор, были очень бедны и все богатство дочери Кармен состояло в паре редких, обворожительных глаз.

Кармен была известна в околотке, как замечательная красавица и умница, и красота ее особенно заманивала путешественников.

Однажды, вечером, под Иванов день, заехали на постоялый двор два иностранца, молчаливые, сумрачные, глаза у обоих светлые, волосы белокурые, бороды рыжеватые. Кармен приняла у них лошадей, задала корм и подивилась немало, потому что лошади тоже были какие-то странные. Морды горячие, как огонь, хвосты и гривы с блеском и волос твердый, как стекло. Глаза же совсем страшные, смотрят как человечьи, и широкие зрачки следят за всеми движениями девушки, словно понимают все, что она делает. Рада была Кармен с ними разделаться скорее и войти в дом.

Иностранцы между тем ужинали в кухне, старуха-мать ухаживала за ними, пробовала даже заговаривать, но они отделывались все тремя словами. Что ни скажешь — ответ:

— Да, или нет, или хорошо.

Поужинав, они ушли в комнату, которую им отвели внизу. Старуха задумалась и руками развела над столом.

— Что, мама? Чего ты? — спросила девушка.

— Да как же… посмотри! Костей не осталось. Они мясо с костями сели! Это что-то не ладно.

— Да ведь они иностранцы, мама! — успокоила ее Кармен. — Может, у иностранцев зубы собачьи!

— Пожалуй! Но вообще они чудны что-то очень. Видела ты, как светятся у них глаза? Точно искрятся. И не говорят ни о чем. Я пробовала заговаривать. Спрашиваю: откуда вы? Один мне отвечает: да! Спрашиваю: вас когда разбудить? Другой говорит: хорошо!

— Ничего, мама. Они иностранцы. Бог даст, уедут завтра и расплатятся щедро. Ты дороже запрашивай только.

— Не бойсь! Я за ужин да за ночлег полуимпериал запрошу.

Старуха была сильно жадна на деньги.

Чрез пять минут вышла Кармен на улицу, захотелось ей взглянуть в конюшню, узнать, что делают чудные лошади. Глянула она в слуховое окошечко и обмерла. Обе лошади сидят на земле на задних ногах, как собаки, а передними разводят по воздуху, как руками, и тихо разговаривают по-испански:

— Еще семь лет служить, — говорит одна. — А там опять сделают юношей и женюсь на моей Марии. Она меня ждет, бедная. Не верит, что навсегда пропал ее жених.

— А я то, братец мой, — говорит другая. — Мое-то какое унижение. Ведь из солдат метил уже быть в жандармах сержантом. А тут вдруг эдакое несчастье. Овес да ячмень ешь, когда я без чашки шоколада утром — совсем дрянь человек. Жить не могу.

Кармен не выдержала со страху, при виде оборотней, и кубарем покатилась в дом. Мать уже спала и храпела. Легла и Кармен, но не спалось ей.

«Что-то делают иностранцы», — думала она и словно кто толкает ее: встань, да встань, посмотри. Не утерпела девушка и тихонько вышла на улицу, обошла садик и прильнула к окну комнаты иностранцев. Занавески были задернуты, но немного не сходились, и вся комната была видна ей. Иностранцы в красных, ярких кафтанах сидели на стульях в двух противоположных углах комнаты и глядели друг на друга. Наконец, один достал книгу и другой достал книгу. Первый начал читать, а сам левою рукой гладит себя по колену… Гладит он долго… И вдруг видит Кармен, у него под ладонью вертится и свивается шнурок. Скоро и совсем готов настоящий шнур.

Он перестал читать и перебросил шнурок этот товарищу чрез всю комнату. Гул прошел по комнате, словно сто голосов заговорили и смолкли вдруг. Второй начал читать, а сам шнурок тоже катает ладонью. Побелел шнур и начал толстеть. Он все читает да катает, а шнурок все толще да толще делается. И наконец, смотрит Кармен, свечка вышла, самая простая обыкновенная свечка. Надо бы ей уйти, да не могла девушка, словно привязали ее к окну.

Иностранцы встали, сошлись среди комнаты, поставили свечку на пол и зажгли ее. Тотчас же фосфором запахло, т. е. нечистой силой. Верно, сам дьявол явился к ним, вызванный чтением их.

Иностранцы сели около свечки и начали опять читать… Вдруг затрещал пол комнаты, покоробилась доска, лопнула и выскочила двумя кусками. Оба куска запрыгали по полу друг пред дружкой, точь-в-точь, как фанданго танцуют обыкновенно юноша с девушкой. Из дыры пола повалил дым. Кармен была ни жива, ни мертва, но однако не крикнула и не шелохнулась, а решила про себя, что хоть весь дом гори, но она доглядит все, что будут делать иностранцы.