Анчар - [3]

Об Иване Саввиче во дворе дома, где жил Владик, было особое мнение, и даже не одно, а два. Женщины говорили об Иване Саввиче в общем одобрительно. Не пьёт, не курит, не ругается. Когда мальчишки разбили его окно мячом, он не стал гоняться за ними, а пошёл к их отцам и подробно разъяснил, что они по закону должны вставить ему стекло, и дело, конечно, не в стекле, которое он может вставить и сам, а в принципе. А когда один отец от этих разговоров почему-то озверел и схватился за ремень, чтобы выпороть сына, Иван Саввич так же спокойно разъяснил, что порка — это не метод воспитания, во всяком случае, не наш, не советский метод… И нечего мужикам его ругать: он даже мусор выносит сам, и сам покупает продукты на базаре, хоть и работает главным инженером «Сельхозтехники». И ему, уж будьте покойны, не всучат привялые овощи и не сдерут с него лишнюю копейку. Нет, что там говорить, человек он правильный, и жене его, безусловно, повезло…

Так говорили женщины, покачивая головами и поджимая губы. И всё это было чистой правдой — и про вежливость, и про мусор. Но мужчины этих достоинств Владикиного соседа почему-то не признавали и называли его коротко и презрительно — «зануда». Владик разделял это мнение полностью. Только занудливый человек мог держать такого прекрасного пса, как Анчар, в прихожей на привязи. И выводить на поводке. И запихивать в багажник «Волги» по воскресным дням, отправляясь на речку или в лес. И он ни разу не дал своему новому соседу подержать поводок.

…В воскресенье утром Владик выскочил во двор и увидел готовую к отъезду шоколадную «Волгу». День обещал быть погожим, и даже «пузатик» в парусиновых брюках и голубой трикотажной тенниске выглядел не таким надутым, как обычно. Он благосклонно улыбнулся в ответ на Владикино «Здрасьте, Иван Саввич», сказал: «Привет соседу», — и «Волга», плавно взяв с места, выкатилась со двора. А в полдень эту самую шоколадную «Волгу», всегда такую блестящую и холёную, втащил во двор огромный самоходный кран. Её крыша была смята в гармошку, левый бок разодран, фары выбиты, крышка багажника оторвана… А на сиденьях, обтянутых новыми парусиновыми чехлами, запеклись пятна крови. Задремал ли Иван Саввич за рулём, убаюканный ровной дорогой, заговорился ли с супругой — никто и никогда не узнает об этом. Известно лишь одно: у самого поворота с шоссе на лесную дорогу «Волга» налетела на этот самый кран.

…О чёрном доберман-пинчере Анчаре в этот страшный день не вспомнил никто. Кроме Владика. Когда молодой перепуганный водитель крана стал рассказывать сбежавшимся соседям, как эта машина врезалась в кран у поворота, как он выскочил из кабины и бросился на помощь, и остановил проезжавший мимо автобус, и они все разом перевернули машину и увидели двух залитых кровью людей, как погрузили несчастных в автобус и повезли в больницу, а он доставил машину сюда, потому что все в городе знают, кому принадлежит эта «Волга», — Владик всё время неотступно думал: где же Анчар? Спросить у водителя он не решался — парень был как помешанный: он снова и снова объяснял всем, что не виноват, что «Волга» сама налетела на кран, а потом садился на ступеньку кабины и бормотал: «Хоть бы живы были, хоть бы живы…» Потом во двор прибежали пассажиры того автобуса, который отвёз пострадавших в больницу, — две женщины и старичок. Но и у них спросить про собаку было как-то неудобно: женщины плакали и причитали, а старичок рассказывал, что доктор — это, значит, Владикин папа, который и в воскресенье, конечно же, был в больнице, — только глянул на Ивана Саввича и его жену, охнул, крикнул: «В операционную!» — и тут же захлопнул двери приёмного покоя.

Тогда Владик решил дождаться папу во дворе. В душе он верил, что будет так, как в папиных сказках, и, когда все успокоятся, можно будет спросить про Анчара. Скорее всего Анчар в больнице под дверью — так должен вести себя пёс, хозяин которого попал в беду. Конечно, он влез в автобус вслед за людьми, нёсшими раненых, притаился под сиденьями, потом выпрыгнул и, никем не замеченный в общей суматохе, ждёт. Папа выйдет из больницы, увидит Анчара и скажет: «Пойдём, пёс, немного терпения — и всё будет хорошо». А потом он скажет Владику: «Что ж, сын, мы ведь не бросим собаку одну, сейчас каникулы, ты свободен и будешь ухаживать за Анчаром». И Анчар останется у них в доме и будет жить до тех пор, пока соседи не вернутся из больницы. А тогда Иван Саввич увидит, как подружился Анчар с Владиком, и скажет: «Знаешь, сосед, пусть это будет наша общая собака…»

Владик представил себе всё это так ясно, что, когда увидел папу, как он входит в переполненный народом двор без собаки, то страшно удивился. И крикнул:

— Папа, а где же Анчар?

Но папа не ответил и отстранил подбежавшего Владика. Толпа расступилась, водитель крана зачем-то сдёрнул с головы кепку. Папа молча махнул рукой. Тогда водитель подошёл к своему крану, уткнулся лицом в дверцу кабины, и плечи его затряслись…

— Пойдём, сынок, — тихо сказал папа и взял Владика за руку. Мама одна, а ей нельзя волноваться.

Дома он сел в кресло, закрыл глаза и сжал руками виски. Мама подошла и стала рядом, и тогда папа сказал: «Понимаешь, к этому невозможно привыкнуть», — и прислонился к маме, как маленький. А Владик ушёл в свою комнату и стал у окна. Значит, он теперь никогда не увидит Ивана Саввича, ни-ког-да… И не надо теперь вставать по воскресеньям раньше всех, чтобы успеть выйти во двор вместе с Иваном Саввичем и Анчаром…